Николай Попов: Для оперы нет границ

Сегодня наш гость — солист Театра оперы и балета, народный артист Якутии Николай Попов.

Семья — восемь «я»

— Сам я из музыкальной семьи. Мама Евдокия Петровна закончила дирижерско-хоровое отделение Якутского культпросветучилища, отец Афанасий Николаевич — эстрадную мастерскую Маслякова в Москве, и оба попали в первый состав группы «Чороон». Потом поженились и уехали на родину отца, в Таатту, село Боробул. Там я и родился — старшим из шестерых детей.

Мама с отцом вместе работали в клубе, правда, позже отец ушел на руководящую работу, одно время был заместителем председателя сельсовета, по-нынешнему — замглавы администрации.

В детстве клуб для всех нас был вторым домом, ведь все в семье поющие — и братья, и сестры. Сколько себя помню, мы всегда выступали — и сольно, и в ансамбле. Мама сама шила костюмы для выступлений, а отец нашим семейным ансамблем руководил.

В 2000 году мы всем составом приняли участие в I республиканском конкурсе «Семья года». Тогда нашей семье было присуждено первое место.

Родители дали нам не только музыкальное воспитание, но и трудовое: хозяйство у нас всегда было большое — коровы, лошади. Отец с матерью и сейчас их держат, только голов уже поменьше.

Так что косу в руки я взял в первом классе, и до сих пор не пропустил ни одного сенокоса. И сына с собой беру — ему сейчас 14, но на покос он вышел лет в семь. Конечно, и к охоте отец меня приучил — класса с третьего-четвертого, до сих пор помню, как увязывался за ним и как обижался, когда он говорил, что на этот раз нельзя — слишком далеко или погода плохая.

Путь в театр

— Сейчас тоже люблю с ружьём по лесу походить, если нет спектаклей или концертов. Если есть — охота отменяется, только репетиции и ничего больше.

В детстве я, конечно, не думал, что стану оперным артистом, больше склонялся к эстраде. После школы планировал поступать в музыкальное училище или колледж культуры.

Но когда приехал в Якутск и жил у дяди, артиста Саха театра Петра Баснаева, мать его жены, заслуженная артистка ЯАССР Аксинья Кирилловна Адамова сказала, что в Высшей школе музыки открывается отделение академического пения, и чуть ли не за руку отвела меня туда.

А до этого мы с ней побывали в Театре оперы и балета, где меня прослушали Семён Оконешников, Борис Алексеев, Илья Иевлев. Семён Петрович тогда сказал: «Ты, оказывается, тенор. Я тебе на вахте ноты оставлю — выучи их и спой на экзамене». До сих пор эти написанные от руки ноты перед глазами стоят.

Так я поступил в ВШМ и семь лет учился у Петра Алексеевича Кривошапкина, который вырастил многих наших певцов. Народные артистки республики Нина Чигирева и Айталина Адамова тоже учились у него.

Я практически последний ученик Петра Алексеевича — он уже был прикован к постели, но меня учил до победного. Я приходил к нему домой, и мы занимались по аудиозаписям.

Другим моим учителем был главный режиссер Театра оперы и балета Сергей Чигирев, и он нас, студентов, с третьего курса привлекал к участию в спектаклях, давая роли без слов: подаёшь что-нибудь артистам в образе слуги или стоишь солдатом в карауле.

За год до окончания учебы меня приняли в театр сначала солистом-стажером, а потом и солистом, и первой моей ролью была партия Трике в «Евгении Онегине». Но «французом из Тамбова» я был недолго — на пятом курсе уже пел в этом спектакле Ленского.

Искусство без преград

— Как работаю над ролью? Артист ведь не только свои арии разучивает, его задача — показать зрителю, что за человек его герой, какой смысл вносит в спектакль его появление, и так — с самого начала до конца. Поэтому много читаю о своем герое, смотрю записи спектаклей, слушаю.

В музыке все написано — образ, нужные слова, поэтому, кстати, любую оперу надо петь на языке оригинала, там ведь каждый слог расписан по нотам, а при переводе все это теряется.

Для певца не проблема петь на разных языках. Итальянский, французский, немецкий, китайский, корейский — берешь ноты и поешь.

Акцент — не беда. В конце концов, те же итальянцы, американцы и венгры поют русские оперы. Главное — петь с душой, выложиться полностью, не обмануть ожидания зрителя.

Хотя зрители бывают разные. Есть и такие, которые приходят на спектакль ради одной-единственной арии или дуэта. Как только это прозвучит — встают и уходят.

Во время пения артист зал, конечно, не разглядывает, но я знаю, что такое бывает.

Например, в «Риголетто» Верди публика обожает песенку Герцога. Так повелось с самого начала. Кстати, композитор отдал эту арию первому исполнителю прямо перед спектаклем, на прогоне, а уже на следующий день ее запела вся Италия.

Но если какой-то зритель приходит в театр ради одной песни, значит, спеть ее надо так, чтобы он не пожалел, что пришел.

Без дублёров

— Я уже говорил, что при работе над ролью я смотрю записи — как эту партию пели другие артисты. Из каждой поездки привозишь их с собой — раньше видеокассеты, теперь диски. Учиться нужно всегда.

Но и вживую слушаю — в нашем театре не редкость, когда одну партию поют два-три артиста, а то и четыре. Слушаем друг друга, учим и учимся, то тебе подскажут, где ты ошибся, то ты подскажешь.

Но была в моей жизни партия, которую я пел без дублёров — роль Владимира Игоревича в спектакле «Князь Игорь».

Это классика, везде идёт, но идёт именно классический вариант, а у нас новая редакция, новые ноты, изменений много. По сути, новый спектакль, причем настолько большой, что голосов не хватает, приходится приглашать со стороны. Поэтому, например хана Кончака пел Аскар Абдразаков, брат знаменитого баса Ильдара Абдразакова (оба — солисты Мариинки).

Мы показывали этот спектакль на сцене Большого и Мариинского театров, в Европе, в Пекине… Удивительно: публика очень хорошо принимала нашего «Князя Игоря», хотя, конечно, им непривычно было смотреть на азиатов в ролях не только степняков, но и русских.

Ездили мы с этим спектаклем по разным городам целый месяц. Переезды, перелеты, смена часовых и климатических поясов — и не дай бог заболеть, заменить-то некому. Так что ответственность на моих плечах лежала немалая.

Зато какое наслаждение петь в залах с хорошей акустикой: кажется, что приоткрыл рот, а звук льется! Мы-то привыкли к отсутствию акустики, где зал «гасит» твой голос, как губка, и во время гастролей по столицам радуемся возможности «прозвучать» по-настоящему.

Правда, в Пекине мы пели в неспециализированном театре — отовсюду свисали микрофоны, что немного нервировало. Но артист выступает для зрителя, а зритель не виноват, что где-то что-то не продумано, поэтому и в таких условиях надо сделать все, от тебя зависящее, чтобы он проникся происходящим на сцене.

«Необходимы детские оперы и балеты»

— Я люблю все свои роли. Не могу сказать, что предпочитаю трагедию или комедию — каждой роли артист отдается без остатка. И неважно, «убьют» меня сегодня в роли Ленского или я кого-нибудь «убью», главное — хорошо спеть.

Но вот какая роль была самой сложной в моей жизни, сказать могу: роль Александра Македонского в одноименной опере Владимира Кобекина по рассказу Платона Ойунского.

Это тоже была огромная ответственность: мы везли спектакль на «Золотую маску».

Бывают спектакли, которые проходят легко, а этот каждый раз очень дорого мне даётся. Но надо уметь брать себя в руки, как-то переключаться, не всегда же есть возможность отдохнуть. Однако для артиста главное — его зритель, общение с залом, поэтому и силы находятся.

Пандемия нас, конечно, разлучила надолго. Всем пришлось туго.

К счастью, я со своей семьёй живу в частном доме, там все-таки полегче. Всегда есть, чем заняться, опять же теплицы, огород.

Сажаем все, кроме картошки.
Строительство и ремонт теплиц, просеивание земли — на мне, полив — на сыне, все остальное делает жена.

Моя собственная семья, как и родительская, музыкальная. Супруга преподает в Детской школе искусств N2 по классу домры, дети поют, слух есть у всех. Но старшая дочь поступила на факультет инноватики Санкт-Петербургского национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики (ИТМО), сын вроде тоже музыкой не особо увлекается, и только младшая дочь поступила в класс фортепиано. Хотя старшая вообще-то на гитаре играет.

Но музыка — она если завладеет тобой, то без остатка, а нет — так нет.

Однако что касается приобщения молодежи, детей к театру — это дело нельзя пускать на самотёк. Детей с малых лет нужно к нему приучать, поэтому в репертуаре необходимы детские оперы и балеты. Лишь так мы можем спасти свое искусство. Ведь его нет, если нет зрителя.