Зинаида Иванова-Унарова — о пути в искусство, полезных знакомствах и спасении народных традиций

«Зачем вы стараетесь все это возродить? Кто будет носить сейчас национальную одежду? Куда её надевать? На ысыахи, которых давно уже нет?» – говорила искусствоведам Ивановым-Унаровым – Владимиру Харлампьевичу и Зинаиде Ивановне на конференции по народному искусству чиновница высокого ранга, с которой солидаризи-ровались и деятели культуры первого ряда: «Вы своими традициями тормозите развитие искусства». Шел 1982 год…

Возрождение

– С каким трудом тогда это всё пробивалось, – вспоминает Зинаида Ивановна те отнюдь не шуточные баталии. – Сейчас, глядя на выставки и шествия народных мастеров, вы, наверное, думаете, что так было всегда. А я хорошо помню ту пору, когда мастера, казалось, уже бесповоротно забыли все традиции. Но именно учёные и искусствоведы помогли возродить наследие предков.

Выход в свет книги Иннокентия Потапова «Художественная резьба по дереву» «вернул» нам чороны, кытыйа и прочую утварь.
Кстати, именно Иннокентий Афанасьевич в своё время, можно сказать, благословил нас пойти по стезе искусства.

Мы ведь по первому своему образованию геологи: Владимир Харлампьевич закончил Ленинградский государственный университет, я – МГУ, и отработали по своей первой специальности десять лет.

А потом судьба свела нас с Потаповым – в буквальном смысле слова: одно время мы были соседями по общежитию. Сейчас люди своих соседей даже не знают, а мы с Иннокентием Афанасьевичем очень много общались и в результате поступили друг за другом в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина.

Друг за другом – потому что у нас подрастали дети, а в то время второе образование надо было получать по полной программе – что очно, что заочно. Уезжали мы всегда надолго, вот и чередовались: на полгода он, на полгода я. Время от времени случались всякие накладки, и тогда приходила на помощь мама Владимира Харлампьевича Анна Алексеевна. Но она была партработником, а значит, человеком весьма занятым, сидеть с внуками возможности не имела, однако нас поддерживало осознание того, что хотя бы один взрослый человек в доме всё-таки есть.

Терра инкогнита

– То, что мы отучились в Репинке полных шесть лет, пошло нам только на пользу. Это было полное погружение в тот мир, куда мы так стремились – мир искусства. Для Владимира Харлампьевича, выпускника ЛГУ, Ленинград вообще стал родным городом, причем на этот раз он познавал его с другой стороны, узнавал лучше, глубже.

Достаточно сказать, что занятия проходили в Эрмитаже, Русском музее.
А какие у нас были преподаватели, как внимательно к нам относились! Анна Петровна Чубова, специалист по древнегреческому и древнеримскому искусству, во время блокады спасавшая музейные ценности, узнав о моём увлечении творчеством Микеланджело и о том, что ранее я закончила геологический факультет МГУ, предложила мне написать курсовую на тему мрамора, с которым работал великий мастер эпохи Возрождения.
Институт мы закончили с отличием – и Владимир Харлампьевич, и я. Когда сдавали экзамены, наши дети бегали по Румянцевскому саду…

По возвращении в Якутск муж начал работать в Республиканском музее изобразительных искусств (ныне Национальный художественный музей РС(Я), который возглавлял тогда Лев Михайлович Габышев. Работая с ним над составлением каталога, Владимир Харлампьевич понял, что наше косторезное искусство совершенно не изучено.

Через пять лет, в 1972 году, перейдя в ИЯЛИ – Институт языка и литературы, он продолжил разрабатывать эту тему. Итогом стала защита кандидатской диссертации в 1980-м на тему «Якутская резьба по кости». Этот труд для косторезов имеет такое же значение, как книга Иннокентия Потапова для мастеров резьбы по дереву.
Именно Владимир Харлампьевич установил, что этот вид искусства зародился у нас в первой половине XVIII века, а образцом стала северорусская холмогорская резьба.

«Нас услышали»

– Взаимовлияние культур он изучал всю свою жизнь на примере декоративно-прикладного искусства народов Северо-Востока Сибири, а это не только якуты, но и эвены, эвенки, коряки, юкагиры, чукчи. Подарком судьбы стало открытие границ, когда появилась возможность изучить сибирскую коллекцию Джезуповской Северо-Тихоокеанской экспедиции, находящуюся в Нью-Йорке. Потом он подробно описал её, и это был весомый вклад в том числе и в развитие народного искусства.

Да, народное искусство… Все его виды пришлось возрождать буквально по крупицам, работая с каждым мастером индивидуально. Мы призывали их учиться на музейных образцах, рассматривать их со всех сторон, а не лепить орнаменты и символы, как попало. И семя упало в благодатную почву – хоть и не сразу, но нас услышали.

Почему мы так сражались за народное творчество? Потому что это лицо народа. Но художнику, мастеру здесь нужно быть очень осторожным, чтобы не удариться в архаику, потеряв самого себя.

И нет ничего удивительного в том, что искусствовед Владимир Иванов-Унаров в начале 1990-х годов поддержал молодых художников, создавших свое общество. Даже название ему придумал – «Флогистон», что значит «воспламеняемый».

Флогистоновцы и сейчас «горят» тем огнем, искрой божьей, которую чувствовал в них Владимир Харлампьевич. Ольга Скорикова, Ирина Мекумянова, Екатерина Шапошникова, Сардаана Иванова, Саргылана Иванова и Марина Ханды, наша дочь, которую мы с мужем видели театроведом. Но ей хотелось творить самой, а не писать об этом. Что ж, у каждого свое предназначение. И наша с Владимиром Харлампьевичем судьба – одна на двоих – тому подтверждение.
Фото предоставлено героиней материала.