Ювелир Александр Манжурьев о генетической памяти, поющих кольцах и работах на сцене

Александр Манжурьев как ювелир и скульптор давно уже не нуждается в представлении. Но в жизни лауреата общественной премии Алампа нынешнего года открываются новые пути-дороги, об этом он и рассказал «Якутии».

За мечтой

– По своему первому образованию я фотограф. Но мало кто знает, что в Якутск после окончания школы я приехал с мыслью стать оператором. На кинооператоров здесь не учили, но я думал, что видеооператор – это близко к кино, а туда меня влекла мечта о съемках фильма по «Глухому Вилюю» Далана, который я прочел еще в детстве и люблю до сих пор. Да разве только я – человек с якутской душой проникается им раз и навсегда.

А ведь описанные там события происходили в моих родных местах. Село Халбакы, где я родился и вырос, находится в самой середке между Вилюем и Тюнгом: до Вилюя семь километров и до Тюнга – семь. А к северу резко, без перехода, начинаются тукуланы – движущиеся пески, где некогда жили племена джирикинеев и тонг бисов.

Некюйэ и Нычалах – названия наших озер. А Ныча и Некюйэ – подруги Ньырбакан, маленькой девочки с великой судьбой – стать прародительницей нашего народа. Есть у нас и озеро Бакамда. Любой читавший роман без труда узнает в нем имя деда Даганчи – главного героя романа.

Лет 10-15 назад я даже поделился со своим другом, режиссером Сергеем Потаповым, мечтой о съемках «Глухого Вилюя». Было это в стенах Саха театра.
Но честно скажу, что был потрясен, когда мне позвонил Руслан Тараховский и сказал, что приступает к постановке романа Далана и хотел бы привлечь меня к работе.

Кстати, в 2009-м, когда в Национальном художественном музее РС(Я) состоялась моя первая персональная выставка, главный художник Саха театра Лена Гоголева сказала мне: «Воплотить бы эти твои образы на сцене».

«Самое потаённое»

– Тогда, в 2009-м, малой пластикой в серебре и золоте никто, кроме меня, у нас не занимался, и искусствоведы заинтересовались – Ася Львовна Габышева, Галина Гаврильевна Неустроева, Ефросиния Семеновна Ноговицына и особенно – Зинаида Ивановна Иванова-Унарова. Даже заговорили о зарождении нового направления.

На той выставке я представил более 60 своих работ: 12 скульптур и ювелирные изделия – кольца, серьги, в том числе с бусинами, на создание которых меня вдохновили находки наших археологов.

На открытии Клавдия и Герман Хатылаевы выступали со своей группой «Тэтим», и в якутское искусство я вошел, как говорится, с громом и музыкой – под грохот их барабанов, от которого в музее даже лампы перегорели.
Некоторые мои работы НХМ купил, и мысль, что сделанное мной нужно людям, конечно, окрылила.

Но возвращаясь к словам Лены Гоголевой, хочу сказать: когда дело действительно дошло до воплощения этих образов на сцене, я все же не ожидал, что люди театра сумеют войти в самое сокровенное, самое потаённое – мой мир.

Мы, художники, никому своих эскизов не показываем. Незаконченная работа в мастерской всегда накрыта тканью, и это не просто так. Случайный взгляд заглянувшего в дверь человека, неосторожное слово могут все погубить. Поэтому незавершенную работу не показывают и даже не говорят о ней.

Но сколько раз во время работы над спектаклем я поражался, как они, сами не зная того, «считывали» мои эскизы, и мои шаманы, мои ботуры, мои невесты вышли к людям во плоти.
У «Шамана», который сейчас хранится в коллекции НХМ – с рогами чубуку, птичьим клювом – изначально были еще и крылья. Этот эскиз у меня сохранился. А его именно таким и показали.

Одно из моих колец носит имя «Саки-тиай-пара-дарайа», что в переводе с древнеперсидского означает «Саки, живущие за морем»: дымчатый кварц прямоугольной формы поддерживают головы чубуку – снежных баранов, а через него виднеются 32 бриллианта. А в самом начале спектакля Руслана Тараховского «Глухой Вилюй», когда раздвигается занавес, в тумане проступают силуэты восседающих на сцене людей, и они – как те бриллианты сквозь «дымку» камня.

«Время пришло»

– Жизнь художника проходит в мастерской, а театр – искусство коллективное.
Но как же это было интересно для меня! Режиссер Руслан Игоревич Тараховский и директор Саха театра Петр Макарович Тимофеев, Анатолий Павлович Николаев приглашали ученых: приходили доктора исторических наук Розалия Иннокентьевна Бравина, Андриан Афанасьевич Борисов – сколько мы от них узнали!

А на репетициях лично мне постоянно хотелось сидеть рядом с режиссером, художником Михаилом Егоровым, и художники по костюмам Сардана Федотова, Дария Дмитриева постоянно подходили.
Полгода мы работали над этим спектаклем. Поначалу даже не сообразили, что нынче ведь 95 лет Далану. А премьера пришлась аккурат на День республики – под эту дату ее не «подгоняли», но раз так получилось – значит, так оно и должно было быть. Значит, время пришло.

А летом я повез Руслана Тараховского, кинорежиссера Александра Лукина и исполнителя главной роли Илью Стручкова в свои родные места. Глава наслега Алексей Иванович Васильев нас очень хорошо встретил. Мы побывали и на Некюйэ, и на Нычалах. Но времени, как всегда, было в обрез – я не успел даже с родными повидаться, чем, конечно, всех разобидел, за что и прошу, пользуясь случаем, прощения.

Кстати, Александр Лукин, второй режиссер Никиты Аржакова (вместе они работали над «Тыгыном Дарханом»), сказал, что хорошо бы снять «Глухой Вилюй» в тех местах, где вершилась эта история. Там веет совсем другим духом, и мы сызмала приучены проводить все положенные обряды, почитая свою землю и поклоняясь ей.

Что же касается спектакля, то его уже сравнивают с теми постановками, которые вошли в историю. И он еще сыграет свою роль: Михаил Егоров сделал для него быстровозводимые декорации – специально для гастролей. Его должны увидеть как можно больше людей.

«Слухом земля полнится»

– В день премьеры в Саха театре состоялось открытие моей персональной выставки.
А в начале следующего сезона эта выставка отправилась вместе со спектаклем «Глухой Вилюй» на Большие гастроли в Улан-Удэ – городе, где я учился и где не был 23 года. Но сначала я поехал туда на ХIII региональную выставку «Дальний Восток», которая проводится еще с советских времен, и летосчисление свое она берет оттуда, с зональных выставок СССР. Для нас, художников, это как Олимпиада. Нынче в ней участвовали 2,5 тысячи работ, съехались 130 художников, искусствоведов, а из Якутии – 20. Представительная делегация!

Встретили нас, как родных. В открытии приняли участие глава Республики Бурятия Алексей Цыденов и председатель Союза художников России Андрей Ковальчук, академики.
Наш Национальный художественный музей организовал на этой выставке «Потаповские чтения», и на них все поражались, как якутские художники поддерживают своих искусствоведов.

Времени для встречи с однокурсниками, с которыми я не виделся почти четверть века, было катастрофически мало, но я их успокоил, что через десять дней снова приеду – с театром.
К слову, когда мы приехали, билеты на «Глухой Вилюй» были уже раскуплены. Слухом земля полнится…

«Хорошая школа»

– Вечно буду благодарен бурятской земле, где учился, где нашел друзей и учителей – я ведь и поехал туда за знаниями, которых мне так не хватало, когда, будучи учителем рисования, черчения и труда в родной Халбакинской школе, начал заниматься изготовлением хомусов, ножей и отливкой изделий из меди, а хотелось работать по серебру, золоту.

Кстати, люди тогда удивлялись моей молодости: мастер, по традиции, должен быть в возрасте.
И когда делал свою первую персональную выставку, шутили: «Рановато начинаешь, лет до 50-ти положено ждать».

Но что я хочу подчеркнуть – в том, что я показал и на первой выставке, и на последующих, которых за минувшие годы было десять, – это заслуга всех моих учителей, начиная с Намского педагогического училища и заканчивая Восточно-Сибирской государственной академией культуры и искусств, где я буквально жил в мастерской у своего преподавателя – прославленного кузнеца и ювелира, выпускника Строгановки, заслуженного художника Бурятии Владимира Содномовича Цыжибона. Сколько знаменитых художников и режиссеров я у него перевидал! Он меня и учил, и три года мы вместе работали.

Не могу не упомянуть и коллег по фирме «Киэргэ», куда я поступил в 2003 году. Знаете, наверное, окошко, где сидят мастера, делают гравировку? Вот и я там десять лет сидел – по соседству с теми, кто работал ранее на фабрике «Сардаана», в «Якутзолоте», некоторые еще и в Италии учились. С теплотой и ностальгией вспоминаю наши споры по поводу, скажем, температурного режима – это были настоящие консилиумы!
Сейчас те 20 моих коллег – сами директора ювелирных фирм. Но когда я задумался о чем-то подобном, они мне даже думать об этом запретили: «Поточное производство – не для тебя. У тебя свой путь».

У директора «Киэргэ» Александра Кирилловича Павлова я тоже многому научился. Чем дольше работаешь, тем клиенты серьезнее, и переговоры уже в прямом смысле слова деловые. Для этих целей Александр Кириллович и открыл у себя кафе, чтобы обсуждать эти вопросы за чашкой чая или кофе. А этому ведь тоже надо учиться. Так что «Киэргэ» была для меня хорошей школой.

«Жаворонок» звонкий

– Но развитие идет постоянно, останавливаться нельзя. Нам надо показывать свою древнюю культуру и с современной стороны. Однако отталкиваюсь я всегда от «преданий старины глубокой», ими же и вдохновляюсь. Но при этом наитие ли, генетическая ли память уводят меня в Великую степь, а то и дальше, на Ближний Восток. Урарту, скифы, саки… Сравнивая образцы их искусства с нашим, я вижу очевиднейшие пересечения.

Кольцо «Саки-тиай-пара-дарайа» было вдохновлено археологической находкой в казахской степи – могилой сакского воина, «Золотого человека», которую обнаружили Кемаль Акишев и Бекен Нурмуханбетов. Внук Нурмуханбетова, к слову, подержал мое кольцо в руках до того, как его купил в Астане один известный человек.

А сейчас я занялся изготовлением поющих колец, и это как бы возвращение к мой дипломной работе. Приступая тогда к ней, я непременно хотел изготовить ювелирное изделие, которое одновременно было бы и музыкальным инструментом. Долго думал, что предпочесть – хомус или кырымпу? В конце концов выбрал хомус, так как уже делал их ранее.

В итоге получился женский гарнитур «Кюерегей», «Жаворонок», из серег, кольца и колье. Хомус был вделан в колье, и комиссия в составе академиков и заслуженных художников не сразу раскусила этот «музыкальный сюрприз»: думали, колье как колье, хоть и комбинированной работы – из мельхиора, бивня мамонта и камней. Но когда девушка, представлявшая моего «Жаворонка», сыграла на нем, комиссия вместо 10 минут по регламенту слушала меня полчаса и сразу объявила оценку – «пять».

«Продолжаю опыты»

– Нынешние же мои хомусы представляют собой именно поющие кольца. Одно называется «Жаворонок», но теперь это не привычная нам певчая птичка, а представитель доисторической фауны, найденный в вечной мерзлоте на Абые. Поэтому если кто-то углядит в нем что-то от птеродактиля, я спорить не буду.

Следующие два кольца, хранящиеся в Музее и центре хомусов народов мира – парные. Это жених с невестой: Бере Бетюнг Боотур с луком и колчаном, полным стрел, верхом на волке, и его нареченная, дочь Улуу Хоро Кубалдьыйа Куо, верхом на быке. Их уже опробовали два больших хомусиста – Лео Тадагава, приезжавший прошлым летом из Японии на Международный конгресс-фестиваль варганистов, и наша Альбина Дегтярева.

Но здесь нужно скомбинировать металлический язычок с серебром, из которого изготовлено фигурное кольцо: серебро как более мягкий металл поглощает звук, а хомус должен быть звучным. Так что я продолжаю свои опыты.

Проблема в том, что материал дорожает. Мне говорят: «Разве нельзя делать все это из простого металла?» Ну, работать я могу с чем угодно – хоть с кожей, хоть с бисером, но у серебра и золота совсем другая энергетика, а если «вплести» еще и драгоценные камни, обладающие собственными «голосами», то тогда и польется та сокровенная песнь, которую и слышат людские сердца и души.