Владислав Мичурин: «Герои-любовники — не мое»

15 ноября в Русском театре премьера спектакля «Слишком женатый таксист» по пьесе английского драматурга Рэя Куни в авторизированном переводе Михаила Мишина. С Мишиным наш зритель знаком по спектаклям «Эти свободные бабочки», «Чисто семейное дело», «Тринадцатый номер» (последние две пьесы, кстати, тоже принадлежат перу Куни).

У сегодняшнего гостя газеты «Якутия» – заслуженного артиста РС(Я) Владислава Мичурина — в этом спектакле роль инспектора Траутона. Всего же за 27 лет на нашей сцене Владислав Анатольевич сыграл 80 ролей. Соответственно, Траутон будет у него 81-й.

Из города студентов и театров

— Мой родной Томск – вечно молодой город, город студентов. Там я жил до седьмого класса. Там остались первые друзья, школа, по пути в которую у меня было пять любимых деревьев – я здоровался с ними, обнимал, разговаривал. Сейчас из пяти моих «товарищей» осталось два, остальные спилили.

А еще Томск – город театральный. Первый театр в середине XIX века построил городской голова, золотопромышленник Филимонов, и томичи ходили на спектакли даже в годы гражданской войны.

Меня же с театром познакомила мама, только водила она меня не на детские постановки, а на те, которые смотрела сама. Я, конечно, по малолетству не мог понять «Лебединое озеро», зато в буфете продавали очень вкусные пирожные за 23 копейки, и я знал, что в антракте она мне их обязательно купит.

Хотя сказать, что интерес был чисто гастрономический, тоже нельзя: когда в зале медленно гаснет свет, раздвигаются кулисы, а люди вокруг затихают, тебя охватывает такое чувство, какое не ощутишь в обычной жизни. Но никаких предчувствий, что это станет моей профессией, у меня, конечно, не было.

«Ты где так загорел?»

— Когда я учился в седьмом классе, мы переехали на Камчатку, в поселок Палана. Тогда это была закрытая территория, въезд – по спецпропускам. Снабжение там было московское, очередей никаких, конфет и сгущенки навалом. Коммунизм, одним словом.

Этот переезд капитально перевернул мою жизнь: в новой школе одноклассницы позвали меня в народный театр, куда ходили сами.

Первой моей ролью был партизан в спектакле про войну к юбилею Победы. А в спектакле «Поставьте мальчику тройку» я играл учителя, который не соглашался исправлять главному герою «пару» по своему предмету. Было мне лет 15, но выглядел я старше, поэтому так и пошло – то партизан, то строгий учитель.

Другим увлечением был спорт. Я выступал за школу на лыжных гонках, так что и там все было серьезно. После тренировок я подкатывал к Дому культуры на лыжах, оставлял их у крыльца и шел на репетицию.

С лыжами, можно сказать, не расставался – даже загорал на них: на Камчатке погода позволяет кататься в одних плавках. Меня потом все спрашивали: «Ты где так загорел?»

Дед Мороз

— При этом связывать свою жизнь со спортом я не собирался. И о сцене не мечтал. Никогда. Хотел стать хирургом или военным. С уроков сбегал, если в кинотеатре шли фильмы про войну. И английский отказался учить – мне же немецкий был нужен, чтобы пленных фашистов допрашивать.

Но в суворовское училище поступить не получилось, в мореходное – не прошел по здоровью, и в моем родном Доме культуры мне посоветовали подать документы в Хабаровский институт культуры.

Студенческие годы люди обычно вспоминают как счастливые и голодные. Я не исключение. Но перед Новым годом и сразу после у меня всегда было, что на стол поставить: дело в том, что с 14 лет я всегда был Дедом Морозом.

Одноклассницы меня в Дом культуры поначалу именно для этого и позвали. А дети поверили! Поверили в то, что я настоящий Дед Мороз, а не переодетый мальчик. И так мне это понравилось, что я и в своей ограде стал детям конфеты дарить – приятно же людям что-то хорошее сделать.

В тяжелые 1990-е Дед Мороз просто спасал – семья была на Новый год сытая и с подарками.

Я и сейчас не мыслю себе жизни без Деда Мороза. Не только дети подарки любят. Взрослые тоже верят в чудеса. Даже если говорят, что не верят, все равно в душе тихо надеются на чудо.

«Как тут люди живут?»

— В первый раз я стал здесь Дедом Морозом в декабре 1992-го. А приехал в Якутск за десять месяцев до этого, в феврале.

Из-за тумана сели в Магане. Выводят из самолета – ничего не видно. Говорят: «Сейчас в Якутск поедем, в аэропорт». А туда еще ехать надо?

Подъезжает холодный «сарай», где я в своих ботиночках задубел окончательно, пока мы до старого порта добрались. Помню, стоял там возле батареи, грелся. Потом два дня дома безвылазно просидел. Достали валенки – сходил в магазин. Как тут, думаю, люди живут?

Кто бы мне сказал, что пройдет не так уж много времени, и я на съемках одной рекламы буду выбегать из бани на мороз – не поверил бы. Там, кстати, все по-настоящему было – и баня, и мороз. И дублей было несколько, но все обошлось.

Хотя актер даже больной, с температурой, все равно на сцену выйдет – коллектив подводить нельзя. Замена спектакля – это всегда очень тяжело. Для всех тяжело, начиная с распространителей билетов. Да и зрители не поймут – они же пришли на конкретный спектакль.

«Каждый раз с нуля»

— Первая моя роль на сцене Русского театра — Леон в «Госпоже Бовари» Флобера. Но герои-любовники – это не мое. Неудобно их играть – за рамки не выйдешь.

А вот отрицательные или характерные роли – другое дело. Интересно играть и реальных исторических персонажей.
Когда мы показывали в Нерюнгри «И любви, еще живой, продолженье, продолженье», где я играл Бобкова, ко мне подошел геолог и сказал, что лично его знал: «Он и в жизни был такой целеустремленный. Спасибо, что напомнили людям о нем». Но это спасибо, скорее, режиссеру Андрею Борисову и Владимиру Карпову – автору романа, по которому поставлен спектакль.

По правде говоря, наш Бобков – собирательный образ. Работу над спектаклем мы начали с того, что ходили в музей геологии, где нам рассказывали о первооткрывателях алмазов, да и я в свое время на Камчатке много общался с людьми этой профессии. Особая каста, иначе не скажешь – чтобы быть геологом, нужно это дело любить, просто так в лес кормить комаров не пойдешь.

Но это и к артистам относится. Для меня каждая роль – как рождение ребенка. Все каждый раз с нуля, все чужое, будто не умеешь ничего. Наверное, поэтому я люблю, когда при построении роли с режиссером идет очень плотный контакт. И потихоньку персонаж становится мной.

«Проверка на зрителе»

— А премьера – проверка на зрителе. Особенно если это детский спектакль. В сказках детей не обманешь. Это я как Дед Мороз со стажем говорю.

Было время, когда я и в школах с детьми занимался. Солист Театра оперы и балета Павел Необутов Буратино у меня играл. Хороший Буратино был.

Один случай запомнился на всю жизнь: ставил я «Золушку» в школе на квартале, и перед самой премьерой случился форс-мажор: надо начинать, а одного из мальчиков нет. Что было делать – я вышел вместо него, но он вскоре прибежал. Ну не отбирать же у него роль! Так что мальчишка сам доиграл. А зрители все поняли, как надо.

Вообще, всегда интересно, когда выпускаешь спектакль – какой он будет, как публика его воспримет. Но по-настоящему спектакль начинает жить только к шестому-седьмому разу. А до этого всякое бывает: ты, например, зажат, а партнер поймал волну, и у него пошло. На другом спектакле – наоборот. Но тем и интересней. Поэтому как два раза в одну воду не войдешь, так и одну постановку два раза не посмотришь — спектакль всегда разный.

Особая миссия

— Сколько себя помню, в жизни у меня было две тайны, которые очень хотелось разгадать: «Что там, за кулисами?» и «Что там, за алтарем?»

Разумеется, я и октябренком был, и пионером, но когда мы с родителями уезжали из Томска на Камчатку, бабушка втайне меня крестила.

Поэтому роли священнослужителей для меня – это особая ответственность, и не только на сцене, но и в жизни. Богохульствовать нельзя, сквернословить.

Важно еще все правильно сделать. В спектакле «Путь Святителя» был показан постриг – понятно, что не весь, а сокращенный вариант, но в Москве один монах после сказал: «Как будто заново обряд прошел». Так что перед ролью священника нужно обязательно сходить на службу – посмотреть, что делают, как делают, послушать, как правильно читают. Но не только для этого. Перед спектаклем я обязательно иду в церковь, ставлю свечку.

На гастролях в Магадане зашел в храм, а там святитель Иннокентий стоит – добрый знак. В нашем спектакле про него много настоящих церковных атрибутов, и это тоже поднимает дух.

В «Пути Святителя» у меня роль митрополита Филарета, в «Апостоле государевом» — протопопа Аввакума. А перед «Созвездием Марии», где я играл Дамаскина, меня благословил Владыка Роман. Поэтому к каждой такой роли готовлюсь, как к особой миссии.

Лучшее – впереди

— Но был у меня один случай, за который стыдно до сих пор. Перед самым показом в Москве спектакля «Созвездие Марии» стоял я в рясе — и с сигаретой, а одна женщина, проходя мимо, укоризненно покачала головой: «Батюшка, что же вы!» Я чуть сквозь землю не провалился.

Курил-то со школы, хотя благодаря своему увлечению лыжным спортом продержался дольше всех: к десятому классу все вокруг меня смолили, а я же спортсмен, мне дыхалку беречь надо. Пытался даже бороться с этой вредной привычкой – сигареты друзьям ломал. Они злились, и в конце концов я поддался. Но после того случая в Москве я на людях не курил – прятался, чтобы никто не увидел, пока, наконец, не решил – хватит. И бросил – через тридцать лет. Какое это облегчение – не передать словами! Уже три года живу без этой зависимости.

Нынче отметил свой юбилей – 50 лет. Отметил, конечно, на сцене. Счастлив, что Владыка Роман поздравил меня. Пришли и потомки государевых ямщиков, подарили часы с изображением 63 ямщицких станков от Витима до Лены – в спектакле «Страсти по ямщику» я играл Зосиму Голокова, который жил в одном из этих станков. А 15 ноября у нас премьера – «Слишком женатый таксист».

Что же до несыгранных ролей… Была у меня мечта, которая, наверное, уже не сбудется – сыграть Карандышева в «Бесприданнице» Островского. Но мне грех жаловаться – у меня интересные роли, работаю с интересными режиссерами. Тростянецкий, Голуб, Радомысленский… Андрей Саввич – с ним всегда интересно. А самое лучшее – впереди.