Ветеран Афганистана — о своем везении, выживании в +50°С и особенностях маскировки

Учителю технологии Павловской средней школы Мегино-Кангаласского района Ивану Дмитриевичу Степанову война не снится уже давно. А раньше снилась – почти каждую ночь. Далёкая Афганская война. Но далёкая ли? Стоит только вспомнить…

«Брать не хотели»

– У моих родителей было десять детей, я – девятый, но вскоре после моего рождения мать попала в больницу, а вышла оттуда инвалидом, поэтому меня взяла на воспитание родная сестра отца. У нее были две дочки, а она мечтала о сыне.

Но поначалу ей пришлось со мной нелегко: класса до четвертого я из больниц не вылезал. Спас меня спорт – спасибо физруку Анатолию Никитичу Осипову, занимался со мной индивидуально и поставил на ноги, так что к старшим классам я и на лыжах бегал, и на длинные дистанции, и туризмом увлекся – ориентирование, полоса препятствий… В армии это пригодилось.

Школу закончил в 1982–м и, отработав чуть больше года в совхозе, осенью 1983–го ушел в армию.

После читинской учебки служил в Нижнеудинске Иркутской области и Гусиноозерске – это Бурятия.

Там и объявили: кто хочет в Афган, пишите рапорты.

Добровольцами вызвались многие, так что отбор был очень строгий: из 400 человек набрали 50. Меня, кстати, брать не хотели, потому что незадолго до этого умер мой отец. Сказали – у тебя мать одна осталась. Но я проявил упорство: если другие едут, почему я должен оставаться?

Про Афганистан, конечно, никто из нас ничего не знал. В газетах об этом не писали, по телевизору не рассказывали.

Приехав из Улан–Удэ в Ташкент, неделю просидели на пересыльном пункте. Там тоже «просеивали», отбирали.

Якутов было трое: Петр Тимофеев из Вилюйска, Валера Кузьмин из Чурапчи и я. Так и добрались до Кабула, где нас раскидали по разным частям: мы с Валерой попали в учебку саперного полка в Чарикаре неподалеку от Кабула. В Союзе я был танкистом–наводчиком, в Афгане стал сапером.

На новом месте

– После учебки оказался в батальоне спецназа, который стоял километрах в двадцати от Кандагара. Батальон вошёл в Афганистан всего за несколько месяцев до этого и только обустраивался на новом месте.

Рядом – десантно–штурмовая бригада и аэродром.

Нас в саперном взводе было 25 человек – 25 человек четырнадцати национальностей. Но якут я там был один.

Прибыли мы туда зимой 1985–го. Зима у них такая – днём тепло, ночью холодно.

Жили в палатках. Затем модульные домики построили, но мы в своем прожили всего месяц, а потом он сгорел. Рядом ведь аэродром был, а когда вертолеты–самолеты садятся, стреляют из тепловой ракетницы, ну и домик наш случайно подпалили. Так говорили. Сам я этого не видел, мы на задании были. Возвращаемся, а домика нет. Ну, вернулись обратно в палатку. Никто же не пострадал, а документы наши в штабе хранились. Вот только фотографии, письма из дома сгорели. Жалко.

Мне везло на такие отлучки. Один раз возвращаюсь – у нас ЧП. Сосед по палатке чистил пистолет и случайным выстрелом убил другого соседа. Наповал. Целиться будешь – никогда так не попадешь. А случайно – прямо в лоб.

Караваны из Пакистана

– Нашей задачей было выслеживать караваны, идущие из Пакистана с оружием и нар-котиками.

На группу – два сапера: сначала проверяешь дорогу, потом мины ставишь, чтобы подорвать первый транспорт и последний.

В первые разы, как я помню, впустую ходили. Такое случалось: или караван уходил по другой дороге, или вообще не приходил.

Если засаду устраивали поблизости, ехали на броне – БТР, БМП. Если далеко – подбрасывали до места на вертолете. Закинут затемно в пустыню или в горы, а дальше – своим ходом. Патроны, мины, сухой паек, а главное – вода. Все с собой. На себе. Килограммов 20 как минимум, а когда и тридцать.

Дойдешь до места и заляжешь. Днем тебя не должно быть ни видно, ни слышно.

Укрепишь плащ–палатку на камнях или кустах, выроешь под ней ямку и лежишь – ни покурить, ни головы высунуть, чтобы себя не выдать. Ноги размять – только когда стемнеет.

А хуже всего жара.

«Дома», в батальоне, мы открывали свою палатку настежь, чтобы был хоть какой–то сквознячок, мочили водой простыни и забирались под них, хотя они очень быстро высыхали. Но то «дома», а в горах?

Как–то вертолет за нами не прилетел, и вода кончилась. По три фляги с собой брали, но что эти три фляги, когда под плюс пятьдесят градусов.

Все лежат. Что делать – надо воду искать. Пошли впятером. Внизу кишлак был. Спустились туда. А оказалось, он заброшенный. И колодцы засыпаны – все до единого.

Вернулись с пустыми руками. Жажда такая, что во рту сухо, слюны нет.

А когда вертолеты за нами прилетели, мы уже сверху увидели, что нас, оказывается, окружили – с зависшего над площадкой вертолета все было видно, как на ладони.

Они еще стреляли по нам, но не попали. А заметили нас, видать, когда мы в кишлак спускались, хотя мы и маскировались.

Друг? Враг?

– Как маскировались? По–разному. Иногда душманскую одежду надевали. Я там специально усы отпустил. В Афганистане много народов, есть и азиаты – казахи, киргизы, уйгуры. Если рот не открывать – за одного из них, может, и сойдешь.

Но такая маскировка небезопасна. Так у нас один молодой по ошибке капитана застрелил. Пошли ночью двое в разведку – в душманской одежде, и когда возвращались, он даже пароля у них не спросил. А автоматную очередь в тишине далеко слышно, и как только рассвело, душманы на нас полезли. До самого обеда пальба стояла: они стреляли, мы отстреливались. Потом афганцы из народной армии – царандоя – на выручку подоспели.

Но с царандоем нужно было ухо востро держать: отправились мы к ним однажды с дружеским визитом, даже переночевали у них, а наутро, когда уезжали, попали в засаду.

В этой стране никогда не поймёшь, кто и по каким каналам что кому передает.

Был у нас парень один, таджик по фамилии Тазетдинов. Так он там с дедом своим встретился, который в молодости с басмачами за кордон ушел. Говорили, старик его сам нашел. Как, при каких обстоятельствах – кто его знает. Внука потом быстренько в другое место перевели.

Мост над пересохшей рекой

– Первой моей наградой стала медаль «За разминирование». Это мы несколько дней «чистили» мост, который весь был начинен фугасом, и мины не простые, почти все – с сюрпризом.

Инструкторы у душманов были американцами, и мины – американские, итальянские. У самих афганцев не было ничего. Бедная страна. Нищая. Я там даже фанерные мины видел – старье, но старье действующее. По виду на школьный пенал похоже. И открывается так же, а внутри – заряд.

Но на том мосту фанерных мин не было. То фугас, соединённый с миной поменьше, то хитрое сплетение тонких, как паутинка, проволочек, которые надо распутать.

Сомневаешься – зовешь остальных. Они подходят, смотрят, прикидывают. Нас там четверо было – три солдата и офицер. Ну, и охрана, конечно, но они к нам близко не подходили, вдали маячили.

Такая жара была. Мост, а воды и близко нет: реки там обычно пересыхают, а в сезон дождей вскипают грязью. Вот и когда мы на этом мосту работали, под нами было только высохшее русло.

День везенья

– Ещё меня представляли к медали «За отвагу», но после ранения переписали представление на орден Красной Звезды.

Было так: мы три дня впустую прождали караван, а когда возвращались, угодили в засаду на краю какого–то кишлака.

Долбанули из гранатомета по нашему БТРу, нас с брони сбросило, разметало. Я на какое–то время сознание потерял, но, видимо, ненадолго. Очнулся – один из наших лежит, остальные отстреливаются. Я тоже начал стрелять – автомат в руке был, я его так и не выпустил. Стрелял, пока не понял, что у меня сейчас патроны кончатся, а рюкзаки с боезапасом на БТРе остались. Запрыгнул на него, сбросил их вниз, а ребята похватали.

Повезло – ничем не зацепило, хотя душманы были с обеих сторон дороги. А потом понял, что весь в крови – это когда в самом начале из гранатомета по нам шмальнули, осколками мне лицо посекло. Санинструктор перевязал, и я дальше стал стрелять – уже было чем.

Там кругом заросли какого–то злака, и огонь душманы вели оттуда. Мы пустили туда очередь трассирующими, подожгли их.

Потом вертолеты вызвали. Повезло – радист был жив и рация цела, а то радиста всегда старались в самом начале подстрелить. Снайпера, радиста и офицера в первую очередь.

Этот день вообще был удачный. И попали в нас удачно – даже механик–водитель жив остался.
И мне повезло – в госпитале все мои осколки быстро вынули, хотя один, как выяснилось, застрял у самого глаза, но тоже удачно – ничего важного не задел.

И помог нам в том бою опять царандой.

Этот бой был 17 июня, а через несколько лет в этот самый день родилась моя младшая дочь.

«Строили мы, строили…»

– В Афгане два раза пришлось вспомнить свою довоенную армейскую специальность танкиста-наводчика, когда меня брали на сопровождение колонны из Шинданда наводчиком БТР.

И опять повезло – оба раза все прошло тихо-мирно. Хотя какое там «тихо»: стоило остановиться, со всех сторон сбегались афганские детишки и такой шум–гам поднимали – еду выпрашивали. Тушенке радовались прямо как не знаю чему. Но нас предупреждали – они могут и магнитную мину к БТРу прилепить, когда никто не смотрит. Однако обошлось.

Хотя очень многие старались уклониться от сопровождения колонн – слишком опасно.

Опасностей, что и говорить, там хватало. Некоторые старались их избежать – и случаи членовредительства были, и даже заболеть пытались, хотя заразы всякой и без того много. Но был, как говорили, способ вызвать желтуху: в сгущенку соли навалом насыпать и съесть.

Много разного рассказывали.

Но мне не до этого было: командир роты, когда узнал, что я до армии занимался туризмом и умею читать карту, стал брать меня с собой на все выходы.

Хороший был командир. Украинец. А мне и в голову не приходило ни от чего отказываться. Раз надо – значит, надо.

Но когда в сентябре вышел приказ об увольнении и командир батальона спросил, согласны ли мы ходить на задания, мы сказали, что нет. Хотелось вернуться домой живыми.

И нас назначили на строительные работы – месить глину, из которой делали что–то вроде шлакоблоков для будущей казармы. Достроили ее, когда я уже дома был. Переписывался с парнями, они мне фотографию прислали. Хорошо смотрелась, кстати.

Где же вы теперь, друзья–однополчане?

– Домой я вернулся осенью 1985–го. Поначалу почти каждую ночь «довоевывал». Война перестала сниться только через несколько лет.

Своим ребятам писал, пока они на дембель не ушли.

Орден Красной Звезды получил почти через год после возвращения, летом 1986 года. Вызвали в Майю, где проходил какой–то съезд, там и вручили.

В 1987 году поступил на педфак ЯГУ, женился, одна дочка родилась, вторая.

Закончил в 1992–м, три года работал в Майе, потом вернулся домой, в Павловск. Так и работаю в школе.

Жена усть–алданская, дочки взрослые, живут в городе. Двое внуков.

Теперь вот ищу однополчан. Многих уже на свете нет. Украина – другое государство, Азия, Кавказ – то же самое.

35 лет прошло. А я так ни с кем из своих однополчан и не виделся.

Но 15 февраля каждый год обязательно приезжаю в Якутск, чтобы увидеться с теми, кто прошел Афган. Мы помним. И всегда будем помнить – сколько проживем.