Вину полностью осознала…

За железным забором колонии-поселения №2 в Якутске бросается в глаза контраст между женской частью и мужской. На дамской стороне больше культурной зелени — цветов и саженцев, на бельевых веревках сушится выстиранная одежда. На другой же стороне, как говорится, «ничего лишнего»…

В комнатах колонии-поселения абсолютный минимализм. Одинаковые кровати и тумбочки. Лишь в самой большой на окнах висят шторы и имеются небольшие комнатные растения. Женщины везде стараются создать домашний уют.

Сейчас там отбывают наказание восемнадцать женщин. Для сравнения, мужчин здесь почти в пять раз больше. Начальник отряда группы воспитательной работы с осужденными Ксения Мальцева говорит, что чаще всего женщины попадают сюда по статье 158-й (кража) и за уклонение от выплаты алиментов. Сроки преимущественно небольшие – от полугода до трех лет.

Условия в колонии-поселении существенно мягче, чем в других режимных учреждениях. Можно носить гражданскую одежду, нет ограничений в свиданиях, есть возможность выйти в город в выходные и праздничные порядке поощрения или на работу. Имеется большая библиотека, осужденных хорошо кормят, есть возможность обратиться к психологу, работать и обучаться.

Но все же это неволя… Каждая из трех женщин, с которыми мне удалось поговорить в этот день, мечтает о заветном дне освобождения. А что они собираются делать дальше?

Избалованный ребенок

Первая моя собеседница Анна (имена изменены. – Авт.) признается, что оказалась неспособна выдержать жестокий удар судьбы – потерю мужа.

— У меня было очень счастливое детство, — рассказывает невысокая молодая женщина с мягким голосом. – Родители нас баловали. Школу закончила без троек, потом выучилась на дизайнера, но по специальности работу не нашла. Записалась на курсы кассиров. Работала в магазине. В 2008 году вышла замуж по большой любви, через год родила дочку…

У супругов был свой дом, маленький бизнес, все, как в девичьих грезах. Но счастье оказалось недолгим. В 2012 году супруг Анны пропал без вести.

— Я впала в депрессию, — вспоминает Анна. – Начала выпивать втайне от всех. Родители помогали и с ребенком, и материально, пытались вернуть меня к прежней жизни, но я не могла справиться с этой ситуацией. Я очень сильно любила своего мужа! Родители устроили на работу вахтовым методом. Я уезжала на три месяца, потом возвращалась и снова начинала пить. Мне казалось, что жизнь не имеет смысла.

Я тогда не осознавала, что делала, и поняла это, только лишь попав сюда. Помогли другие осужденные женщины, местный психолог. Здесь больше времени, чтобы думать о себе.

— А как ты сюда попала?

— Меня осудили в 2018 году в сентябре по 158-й статье. Срок – год и восемь месяцев. Что я украла? Если честно, я не помню. В тот злополучный день на меня напали на улице, стукнули чем-то по голове, и я потеряла сознание. Украли мой телефон.

Очнулась от холода и, чтобы согреться, зашла в близлежащий дом. На двери просто висел замок, как это делают в деревнях.

По словам Анны, туда потом пришли ее знакомые и вызвали ей «скорую помощь». Потом носили ей передачу в больницу, как оказалось, сдав украденное в том доме золото в ломбард. Анна прошла по этому делу как соучастница.

В следующем месяце Анна может условно досрочно освободиться. Говорит, что пить больше не будет и все свои ошибки осознала. В родной деревне жить не собирается, мечтает уехать с дочкой далеко-далеко и начать жизнь с чистого листа.

«Все пьют, и я пила»

Елене 38 лет. Она росла в маленьком промышленном поселке и помнит те времена, когда в нем жизнь била ключом. Но совсем скоро пришли лихие 90-е, работы не стало, семьи начали уезжать, а оставшиеся спиваться.

Отец у Елены работал лесником, мать – поваром. Лена хоть и была единственным ребенком, родители ее особо не баловали. Водилась в основном с пацанами, уже в школе была на учете как трудный подросток, но училась неплохо. Мечтала стать, кстати, милиционером.

После школы поступать никуда не стала. Устроилась на работу к тетке, которая держит небольшое хозяйство, где и работала всю свою сознательную, вернее, бессознательную жизнь.

— Пила я много, до беспамятства, — говорит Елена. – А у нас все так пьют! Людям нечем заняться, перспективы нет.

— А вы никуда больше не ездили?

— Почему? Была во Владивостоке, Белогорске, но жить там не захотела. Мне там не понравилось.

20 лет Елена прожила с гражданским мужем, но детей завести не получилось. Врач сказал, что у нее детей быть не может, а выяснять почему и исправимо ли это, женщина не стала.

В колонию попала за воровство. По пьянке украла сначала пять тысяч рублей у знакомого. Дали условный срок. Потом «в состоянии а/о» украла двенадцать тысяч у другого знакомого. Вот и кончилась свобода.

Деньги, признается, были нужны для выпивки. В поселке и пенсии, и весь заработок люди тратят на выпивку… И она свои 15 тысяч тратила на нее же, но дальше так пить, Елена, надеется, не будет. Не за горами УДО.

— Я же теперь кодированная.

— Есть у вас мечта?

— Может, в лес уехать, подальше от общества. Чтобы муж рядом был и еще пара семей неподалеку жила. Тишины хочу, а в обществе все время что-то приключается. Хватит ерундой маяться!

Условиями жизни в колонии Елена довольна. Хотелось бы ей лишь, чтобы экскурсию по городу устроили, а то она его, по сути, и не видела.

— А вдруг не доведется больше в столице побывать, — говорит…

Не могу сдержаться

Алене тридцать лет, а на вид лет двадцать пять от силы. В блестящей кофточке, с маникюром и макияжем, миловидным личиком. Трудно представить, что этот ангел способен нанести тяжкий телесный вред другому человеку.

У нее самый большой срок в колонии-поселении. Повезло, что суд смягчил приговор матери двоих детей.

— Моя беда в том, что я не могу терпеть никакую ложь и всегда говорю только правду, — говорит Алена. И это похоже на истину, потому что свои проступки она не скрывает.

Муж подруги загулял с другой – пошли к виновнице с обманутой женой и жестоко избили, чтобы неповадно было. Напали на брата – встала на защиту и поколотила мужчину, поцарапала ножиком, что на столе лежал… Другой полез с ухаживаниями и не понял слова «нет» — езжай в больницу!

— Я не могла контролировать себя, когда приходила в ярость. — признается Алена.

Хотя в семье у них все было замечательно. Хорошие родители, дружная семья, материальное благополучие. И в личной жизни, по ее словам, все нормально. Муж живет и работает в другом городе, детей и жену обеспечивает, любит. А у нее все равно никогда не было ощущения полного счастья.

На запястье глубокие шрамы. Алена пыталась свести счеты с жизнью.

— Как же ты с таким характером дальше будешь жить? Всех бить?

— Нет. Я уже не буду никого бить, потому что осознала, что нуждаюсь в психологической помощи и здесь ее мне оказывают. В детстве на моих глазах свершилось убийство, которое я никак не могу забыть. Раньше удивлялась, что не могу остановиться во время конфликта, причиняю боль другим, близким и даже себе.

Мне нужно измениться ради детей. Я их очень люблю и считаю дни до встречи. На днях сына привезут в Якутск, но я его не увижу, потому что не хочу, чтобы он видел меня здесь. Для него я уехала учиться и скоро приеду… Но это будет не скоро. Если повезет, то только в 20-м году…

… Такие же рубцы, как у Алены, я заметила на руках у двух моих предыдущих собеседниц. Каждая из них, получается, доходила до состояния, когда жить просто не хотелось…

«Это и есть самое большое их преступление в отношении своей души», — сказали бы верующие. «Нелюбовь к себе», — важно скажут психологи. «Это жизнь!» — вздохнут реалисты, а мудрецы лишь улыбнутся: «Темнее всего перед самым рассветом».