Реставратор НХМ Айталина Васильева: «Мы, как сапёры, не имеем права на ошибку»

«Экспонаты руками не трогать!» — предупреждают музейные таблички. А всё дело, оказывается, в том, что от прикосновений предметы засаливаются, что для раритетов минувших эпох, разумеется, губительно.
Об этом и о многих других секретах своей работы нам рассказала художник-реставратор Национального художественного музея РС(Я) Айталина Васильева.

Мастера по металлу и дереву

— Училась я в Суздале, который весь мир знает по крупнейшему в России музею — Владимиро-Суздальскому музею-заповеднику. Единственное в стране учебное заведение, готовящее реставраторов, находится под его патронатом — его и ГосНИИра, Государственного научно-исследовательского института реставрации.

Свою профессию я, наверное, выбрала неслучайно. Мои предки с обеих сторон — мастера. С отцовской стороны — по металлу (о них даже в архиве сохранились сведения). А с материнской — по дереву. Изделия моего деда, к примеру, живут до сих пор — не ломаются, не сохнут и сохраняют свой вид: древесина светлая, а по весу — очень лёгкая. Видимо, у него был какой-то особый состав, которым он пропитывал мебель и утварь своего изготовления. Или же использовал древесину, высушенную ещё его отцом, дедом. Так или иначе, какой-то секрет был. А металлические детали для сундуков и дверей он, кстати, ковал сам.

Вот и получается, что предки ковали и мастерили, а моя специальность — консервация и хранение произведений искусства.

«Не навреди»

— В нашем деле мало выучиться. Реставратор совершенствуется всю жизнь. Как можно чаще нужно ездить на курсы, стажировки, потому что меняются методы, средства. Раньше, например, скульптуру отмывали хозяйственным или детским мылом, но оно забивает поры, поэтому сейчас повсеместно используются спецсредства.

Мраморные скульптуры, бюсты и надгробные плиты очищаются с помощью пароструйной машины, которая освобождает их не только от грязи — после обработки погибают и микроорганизмы.

В первый же учебный день я испытала немалый шок, когда нам показали отреставрированные экспонаты: левая и правая стороны существенно отличались друг от друга. К примеру, на одной иконе плат Богородицы был разноцветный: одна половина красная, другая — оранжевая. Моя душа такого категорически не принимала. Понадобились годы учебы, чтобы понять, что отреставрированная сторона должна отличаться от неотреставрированной.

Минимальное вмешательство с максимальным сохранением того, что было — вот как это называется. Мы, как сапёры, не имеем права на ошибку, и главная заповедь здесь — «не навреди».
Сейчас у меня даже любимых эпох и стилей нет. Реставратор — как врач, он не выбирает, кого лечить и спасать.
А ещё реставратор должен помнить одну вещь: «Этот памятник переживет меня».

Пинцетом
и скальпелем

— Первую свою работу помню очень хорошо. Это была гипсовая скульптура в плачевном состоянии. Для гипса главный враг — сырость, а музей тогда находился в жилом доме, где периодически случались потопы, так что вид у скульптуры был однозначно неэкспозиционный.

Хотя, конечно, гипс — промежуточный материал. Скульптор сначала лепит модель из пластилина, затем переводит её в дешёвый и доступный гипс, а потом отливает, например, в бронзе. Но у нас тогда вообще скульптуры не отливали, да и сейчас — возможность есть, а денег нет, поэтому и остаются они в таком виде.

Очищала я скульптуру пленочным методом: сварила из картофельного крахмала клейстер и поставила компресс – так исключается механическое трение деликатного материала и применяется минимальное количество воды. Затем склейка, восстановление утрат, заделка сколов.

А инструменты наши схожи с медицинскими — хирургические, стоматологические пинцеты, скальпели. Во-первых, эти инструменты не боятся агрессивной среды, мы ведь работаем с растворителями, щелочами, кислотами. Во-вторых, они многофункциональны.
Когда требуется заглянуть в труднодоступные места и посмотреть, есть ли разрыв или повреждения, в ход идёт стоматологическое зеркало.

Вместе с тем у каждого реставратора есть свой специальный набор инструментов. Если мы говорим о дереве — набор резцов для резьбы, станки для машинной обработки материалов, шкурки, наждачки. Для металла это может быть бормашина, крацевальные щетки. А ещё реставратор сам придумывает разные подставочки, короба, крепления. Так что он ещё и изобретатель.

Что касается материалов и составов, то пользуемся только утверждёнными и апробированными после многолетних исследований, а то может случиться так, что положительный эффект от того или иного препарата лет через 10-15 лет даст обратный результат.

«Вдумчивая» работа

— Какой распорядок дня у реставратора? Ну, скорее, не дня, а года: наша работа — «вдумчивая», над одним предметом работаешь годами. Точнее, параллельно занимаешься несколькими.

В самом начале нужно провести сбор сведений об условиях хранения, предыдущих реставрациях. Условия хранения — это отдельная «песня».
Самые неблагоприятные — если памятник находился на открытом воздухе или был найдён при археологических раскопках.
И природа загрязнений весьма многообразна: частицы пыли, копоть, растительные споры, органические волокна, следы кожного жира, пота и белкового эпителия от прикосновения рук.

При этом положение может усугубляться естественными дефектами материала или приобретенными повреждениями. Естественные дефекты — трещины, наличие примесей и так далее. Приобретённые повреждения – чаще всего следствие ненадлежащего хранения, ухода и реставрации.

Причем в неквалифицированном хранении не всегда виноваты сотрудники. В большинстве сельских музеев о системе климат-контроля только слышали, а при нарушении температурно-влажностного режима не только деревянные чороны, но и изделия из мамонтовой кости пойдут трещинами. В рамках проекта «Раритеты Якутии» мы часто занимаемся спасением музейных коллекций в отдалённых селах, а после реставрации возвращаем обратно.

Но бывают и травматические повреждения — трещины, поломки, сколы, утраты, возникающие чаще всего при несоблюдении правил транспортировки, экспозиции или хранения. Именно поэтому перемещать экспонаты нужно на тележках, в лифтах.

Со всех сторон

— После сбора сведений — следующий этап, фотофиксация. До реставрации, во время и после — с того же ракурса, под тем же светом, со всех сторон. Не на телефон, естественно.

И не всякий фотограф, будь он хоть трижды профессионалом, сможет «схватить» необходимые нам мельчайшие нюансы: отошедшую масляную краску, покоробившийся холст. В идеале, конечно, нужен штатный фотограф, но мы рады уже и тому, что нам купили фотоаппарат. Так что сами, сами, всё сами.

А теперь я хочу подробнее остановиться на одном из этапов нашей работы. Помните, я говорила, что реставратор работает параллельно над несколькими предметами? Это потому, что реставрацию завершает тонировка, а делать её можно лишь в течение светового дня, да и то если нет тумана. Так что чаще всего приходится откладывать тонирование до весны и браться за другие предметы, потому что процесс этот очень деликатный, а потому небыстрый, хотя тонировать можно только места восполненных утрат.

Когда же реставрация завершена, опять начинается «бумажная» работа: составляется паспорт на отреставрированный памятник, где во всех подробностях расписываются материалы и методы реставрации, а главное — рекомендации условий для дальнейшего хранения.

А поставив точку, берёшься за следующую работу. И ведь никогда не угадаешь заранее, с какими сюрпризами предстоит столкнуться на этот раз! К каждому объекту — индивидуальный подход. Повторов практически нет, всё всегда начинается с чистого листа.
Фото предоставлено героиней материала.