Разведчик недр Якутии

Леонид Николаевич Ковалев прошел все ступени геологической производственной иерархии начиная с рабочего сейсморазведочной экспедиции. 15 лет руководил Государственным комитетом РС(Я) по геологии и недропользованию. Ныне – специалист-консультант Главы Республики Саха (Якутия). С ним беседовала корреспондент газеты «Якутия». 

Солдатские могилы

– Родом я из Лоевского района Республики Беларусь. Он, кстати, связан с Якутией – там похоронен Герой Советского Союза Федор Попов. В октябре 1943 года самая северная переправа через Днепр как раз в районе Лоева проходила.
В детстве мы часто в лесу солдатские могилы находили. Те, что 1943–го – посохранней, с именами–фамилиями, а те, что 1941–го – чаще всего бугорки безымянные. Как найдем – дадим знать в военкомат. Они приезжали, отмечали. Потом перезахоранивали их в населенных пунктах, а позже – переносили в райцентры.
В Лоев часто делегации из разных мест приезжают. Мегинцы, я знаю, тоже ездят своему земляку поклониться. Белорусы чтят эту память. Ведь столько боли наша земля в себе хранит. Мои родственники про войну не любят рассказывать ничего. Да и что расскажешь? Словами это горе не выскажешь.

Природный индикатор

– В детстве я мечтал стать летчиком. Но когда учился в 8 классе, в нашей деревне, расположенной на берегу Днепра, разместилась сейсморазведочная экспедиция из Башкирии, искавшая нефть в северной части Днепровско–Донецкой нефтегазоносной впадины.
Экспедиции, ясное дело, нужны были рабочие, а я на будущий год собирался поступать, вот и устроился туда, чтобы заработать денег.
Три месяца там отработал, и, когда не прошел медкомиссию в летном училище, подал документы в Киевский геологоразведочный техникум.
Учили нас там четыре года – и разносторонне, а самое главное – уже со второго курса началась практика.
Помню, как в Днепропетровской области искали подземную воду. Пробурим скважину и ждём, какая вода пойдет – шла чаще всего соленая. Кругом степь, никого. Но как только находили пресную воду, на горизонте моментально появлялся бугорок, который тут же становился полосой, и эта полоса стремительно двигалась прямо на буровую вышку, превращаясь при приближении в овечью отару, за которой в мыле и пене скакали на конях чабаны. Примчавшись, овцы немедленно начинали утолять свою жажду, после чего чабаны отгоняли их обратно. Такой вот природный индикатор пресных подземных вод. Они не ошиблись ни разу!

«Хохлы? Поедете со мной»

– Но грезили мы о Севере и Дальнем Востоке – малоизученных местах, где для геолога было больше свободы, больше самостоятельности. Однако туда распределяли только тех, кто хорошо учился, да и то не всех – трёх, максимум пятерых человек. Когда дело шло к выпуску, на практику в Южной Якутии выделили три места, и я в эту тройку, к великой своей радости, попал.
Местом практики была Сутамская геологосъемочная партия в 300 км от Чульмана. Это был 1969 год, а весной 1970–го меня по окончании техникума туда и распределили.
С однокурсником Виктором Пархоменко прилетели мы в Якутск, где в отделе кадров Якутского геологического управления случайно столкнулись с только назначенным главным геологом «Якутскгеологии» Виталием Андреевичем Белоненко. И когда Витя с кем-то заговорил по-украински, Белоненко встрепенулся: «Хохлы? Поедете со мной». Так неожиданно для себя я оказался вместо Чульмана в Хандыге – в Аллах–Юньской экспедиции.

Армейская школа

– Как молодого и не обремененного семьей меня поначалу отправили строить базу для новой полевой партии на реке Югарь-Миска в 20 километрах от поселка Юр в Усть-Майском районе. Поставили мы там баню, пекарню, каркасы под палатки. А в конце сезона мне уже поручили вести горные работы с отрядом из девяти человек. Мне как раз 19 лет тогда стукнуло.
А отработав полевой сезон, ушел в армию. Служил на Дальнем Востоке.
Главной точкой притяжения была там для меня библиотека. Я тогда сильно переживал, что по–русски плохо говорю – изъяснялся на смеси белорусского и украинского. Заведующая библиотекой дала мне дельный совет: «Читай русских классиков. А ещё заведи себе тетрадь и переписывай туда все, что понравится». Стал я на каждое ночное дежурство брать с собой книгу, а что до тетради – я их девять от корки до корки заполнил. Девять тетрадей по 96 листов.
Ещё стрелять в армии хорошо научился. Пригодилось потом. Работали-то, как правило, в диких местах. Один раз медведь у нас лошадь задрал. Вдвоем с начальником отряда его выслеживали. Выследили. Нормальный такой медведь оказался. Да у каждого геолога подобные истории случались, и не по одному разу.

По всем «ступенькам»

– Из армии вернулся я в родную экспедицию и 15 лет там работал, постепенно продвигаясь по всем геологическим «ступенькам»: рабочий, техник, старший техник, геолог, старший геолог, начальник отряда, начальник партии, начальник геологического отдела экспедиции.
Помню, перед рождением старшей дочери работал в горах, но ради такого события дали мне отпуск – с 30 августа, а вылететь оттуда я смог только 9 октября – погода испортилась, и вертолеты не летали. Приехал, а дочке уже четыре месяца было.
Геологоразведочный факультет Иркутского университета закончил без отрыва от работы.
В Аллах–Юньской экспедиции я состоялся и как специалист–профессионал, и как человек. Это были самые лучшие годы в моей жизни, и я благодарен тем, с кем работал плечом к плечу, с кем делил и радости, и невзгоды.

У самых истоков

– В 1988–м меня перевели в Якутск, в геологическое объединение «Якутскгеология». Через пять лет, в 1993 году, когда создавался Госкомитет по геологии Республики Саха (Якутия), Петр Романович Шишигин пригласил меня на работу своим заместителем. Параллельно я закончил юридический факультет Академии госслужбы Президента России.
В основном занимались мы традиционными геологоразведочными работами, приростом запасов полезных ископаемых и новыми направлениями: предоставлением участков недр в пользование и формированием федерального и республиканского законодательства о недрах.
Более 15 лет мы самостоятельно планировали и проводили геологоразведочные работы и предоставление участков недр в пользование в республике, осуществляли контроль за ними.

В то время меня вообще, можно сказать, перестали видеть дома. «Без малого полвека вместе, – говорит мне сейчас жена, – а почти и не жили».

Реальная поддержка

– 1990-е были сложным для всех периодом. Если до развала СССР в геологоразведке было больше 40 тысяч специалистов, сейчас осталось лишь около семи тысяч.
Нашу отрасль в республике пришлось полностью реорганизовывать: ликвидировать экспедиции, создавать новые горно-геологические предприятия, помогать работникам выезжать. Благодаря поддержке нашего первого президента Михаила Ефимовича Николаева мы смогли 10% из тех средств, которые выделялись тогда на геологоразведку, направлять в помощь работникам геологических экспедиций, покидающим республику. Сдавая свои квартиры здесь, они получали возможность приобрести жилплощадь в тех городах, куда переезжали. Это была важнейшая, реальная поддержка геологов, попавших в непростую ситуацию.
После ухода из комитета Петра Романовича в 2003 году мне поручили руководство Государственным комитетом по геологии и недропользованию, где я проработал до 2018 года.
В Госкомгеологии РС(Я) я состоялся как профессионал–управленец и юрист в сфере недропользования. Это тоже родной для меня коллектив.

О дне сегодняшнем

– Геологоразведочные работы в России в постперестроечное время переведены на условия, принятые в основных горнодобывающих странах мира. Теперь в России за счет государственных средств ведутся, в основном, региональные геологические исследования и частично – поисковые работы, составляющие 10–20% от общих затрат, необходимых для открытия, разведки и передачи месторождений в разработку. Основные затраты (80–90%) на геологоразведочные работы приходятся на долю самих добывающих организаций, получивших в пользование участки недр. Также государство даёт определенные преференции тем компаниям, которые занимаются освоением новых видов востребованных государством видов минерального сырья, например, редкоземельных металлов – для них снижены налоги на добычу.
Но небольшие частные компании в геологоразведку больших средств вложить не могут и существуют за счет советского наследия, разрабатывая те месторождения, которые были открыты в то время.

В условиях конкуренции

– Но это не единственная проблема.

Сейчас интенсивно выбывает сырьевая база по некоторым важнейшим видам минерального сырья.

Но то, что выбывает, необходимо восполнять. В советское время, добыв, скажем, за год 30 тонн золота, мы думали над тем, как эти 30 тонн прирастить, причем в текущем году. А сейчас этим занимаются сами горнодобывающие компании.
Теперь по поводу высшего и среднего образования в геологии. Я более 10 лет преподаю в нашем университете. Не так давно прием на геологоразведочные специальности был практически без конкурса. Но ситуация постепенно выправляется. Начали приходить серьезные парни, часто после армии. Республика-то горнодобывающая, и молодежь начала это понимать. Правда, работу им в нынешних условиях найти нелегко. Работающие на территории республики компании могут приглашать специалистов со всего мира, и конкуренция очень высокая. Правительство республики, со своей стороны, старается пристроить наших ребят к ним на практику, чтобы они смогли там себя проявить, показать, ведь кто лучше местных знает наши условия в горах и тайге, кто привычен к ним с самого детства? Так что – будем работать!