Этот особняк в самом центре Москвы, что в начале Мясницкого проезда, хорошо знаком многим якутянам. Оно и понятно, здесь располагается Постоянное представительство РС(Я) при Президенте РФ. Именно здесь сконцентрирована вся деловая, социальная и культурная жизнь республики в столице. А с недавних пор постпредство стало настоящим штабом по координации помощи участникам специальной военной операции на Украине.
Якутск—Москва—Якутск
Время на добро
Понятно, что по прибытии из Ростова, где навестил раненых земляков (подробный репортаж читайте в номере «Якутии» от 1 декабря), на следующий день с раннего утра отправился в Постпредство.
Уже в метро получаю от дочки (учится в одном из московских вузов) скрин из ватсап-группы якутского студенческого землячества, где говорится, что сегодня в 14.00 нужны два волонтера для передачи посылок и продуктов раненым якутянам.
Недолго думая, отвечаю, чтобы записала меня. Как оказалось, в тот день занятия в академии были только до обеда, поэтому она вписала еще и себя. «Вот и хорошо. Дело доброе сделаем, и будет время пообщаться, пока ездим по госпиталям», – подумалось мне. Ведь мы с дочкой не виделись с самых летних каникул.
Оживленно и людно
Во время командировок часто приходится бывать в Постпредстве. Даже в отпуске частенько туда заглядываю. Не только чтобы справиться о последних новостях из первых, как говорится, уст, но и пообедать в уютной столовой, в меню которой всегда есть якутские блюда, а цены настолько демократичные, что сюда стекаются десятки сотрудников близлежащих офисных и деловых центров.
Так вот, в обычные дни здесь царят рабочие тишь и спокойствие. Однако сейчас коридоры постпредства напоминают, скорее, оперативный штаб, что по факту так и есть, чем обычную в своей размеренности чиновничью контору.
То тут, то там снуют крепкого телосложения мужики в камуфляже, а сотрудницы в буквальном смысле слова передвигаются из кабинета в кабинет маленькими перебежками. Сразу видно, что сегодня любые решения и действия принимаются здесь максимально оперативно.
Даже вахтеры относятся к посетителям не с показной столичной строгостью, как зачастую бывает в обычные дни, а с пониманием того, что сегодня люди сюда идут для решения вопросов, от которых зависят жизнь и здоровье наших защитников.
Обоняемый фактор
При всем при этом, как только поднимаешься на второй этаж, то проявляется еще один отличительный фактор сегодняшних реалий. Он обоняемый. Да, это – запах. Запах добротной домашней еды.
Он не доносится из той самой столовой, куда ведет протоптанная офисными клерками обеденная тропа. И тем более не из расположенной здесь столичной приемной главы республики.
Еще на проходной мне указали, что по волонтерским делам надо идти на второй этаж в кабинет Управления по социальным вопросам. Поднимаюсь по лестнице, улавливаю тот самый обоняемый фактор, нахожу кабинет, открываю дверь, и… вот он, запах пожаренного свежего чира.
Небольшой кабинет уставлен еще не упакованными наборами продуктов, среди которых выхватываю взглядом как купленные магазинные сладости, так и вышеупомянутую вкуснейшую и полезную белорыбицу и, конечно, домашние пирожки.
– Мы уже привыкли ко всем этим аппетитным запахам в нашем кабинете, ведь наборы для наших раненых мы отправляем практически ежедневно, – говорит специалист Социального управления Анастасия Диденко.
Успеть на три адреса
Тем временем подошла после учебы дочка. Обнялись, успел накормить студентку сытным столовским обедом, и после краткой инструкции сотрудников постпредства по маршруту, актуальному на сегодня списку раненых, кому предназначены посылки, и пошаговым действиям на КПП госпиталей, отправляемся в дорогу.
Нам предстоит объездить сразу три адреса – Главный клинический госпиталь имени Н.Н.Бурденко и два отделения Медицинского центра имени А.А.Вишневского в одном из подмосковных городов.
Кружить на микроавтобусе в разгар рабочего дня по центру Москвы, а тем паче выезжать в пригород по образовавшимся из-за раскисшего снега пробкам, то еще занятие. Однако наш водитель Александр, ловко орудуя в бесконечном потоке машин, четко выстроил маршрут и уложился до конца рабочего дня. Хотя изначально я был уверен, что, в лучшем случае, вернемся часам к восьми вечера.
На полное и качественное излечение
Если в расположенном в самом центре столицы госпитале Бурденко надо было только передать прямо на КПП посылку матери одного из тяжелораненых якутян, то в Подмосковье уже пришлось пройти всю процедуру – от оформления соответствующего разрешения, осмотра содержимого и даже живой беседы с земляками.
Прежде чем поведать истории наших бойцов, надо поделиться одним немаловажным наблюдением. В предыдущем репортаже уже отмечал, что Ростовский госпиталь служит сейчас перевалочным пунктом для дальнейшего, максимально эффективного лечения и реабилитации в лучших региональных медицинских учреждениях страны. Увиденное в столице убедило, что это абсолютно правильное решение.
Не в обиду труженикам в белых халатах из Ростова, но даже беглый взгляд на корпуса советской постройки говорил о том, что они требуют, как минимум, хорошего ремонта. Да и обшарпанные коридоры уносили меня мыслями в 90-е. Именно так тогда выглядела Якутская РБ-2 (областная больница).
Не знаю, врать не буду, не довелось убедиться в Ростове в наличии современного медицинского оборудования, но что-то мне подсказывает, что находящиеся в Москве и Подмосковье госпитали Министерства обороны оснащены на порядок лучше окружного южного военно-медицинского учреждения. А значит здесь у наших раненых гораздо больше шансов на полное и качественное излечение.
Во всяком случае, об этом свидетельствуют не только внешний вид лечебных корпусов, опрятность и чистота на КПП, ухоженные аллеи для прогулок, но и сами пациенты. Каждый, с кем удалось побеседовать, в один голос утверждает, что здесь они окружены не только заботой и вниманием, но и самыми современными медицинскими технологиями. «Я такие аппараты только по телевизору раньше видел», – сказал один из раненых земляков.
Доброволец
Вообще, когда говоришь с людьми, буквально на днях пережившими самые страшные моменты, то поражаешься стойкости и духу этих, на первый взгляд, обычных людей. Обычных до той поры, пока они не оказались там, на передовой.
Взять ту же историю Николая П. из легендарного уже отряда «Боотур». Он с каким-то будничным спокойствием, сидя на инвалидной коляске (по-другому он передвигаться пока не может), кратко рассказал о своей жизни и тяжелейшем ранении.
– Сам я родом из Олекминска. Долго скитался с родителями по Якутии, так как мама была работником культуры и её все время отправляли в самые разные уголки республики нести, как говорится, культуру в массы. С 1980 года живу в Якутске, служил в органах.
В одном из боев прилетела «полька» (самая мерзкая, по оценкам бойцов, мина, полет которой, в отличие от других, практически не слышен, —Ф.Г.) и разорвалась буквально в полуметре от меня. Лежавший рядом сослуживец, к сожалению, погиб, а я получил множественные осколочные ранения и, конечно, контузию.
Чуйку не послушал. За несколько минут до прилета мелькнула мысль, что надо отползти на пяток метров, да не судьба (вздыхает).
Сразу стало понятно, что одну ногу спасти не удастся. Она болталась на сухожилиях и остатках длинных армейских носков. Ампутировали прямо там, в полевых условиях, обработали и отправили в Луганск, где провели первую операцию. Вторую сделали в Ростове, а третью уже здесь, в центральной клинике Вишневского.
– Вторая нога как?
– Собрали буквально по частям. Поставили аппарат Елизарова. Судя по снимкам, врачи говорят, что должна работать. На ампутированную ногу есть договоренность поставить хороший протез. Так что надеюсь встать на ноги и передвигаться без коляски.
– Жена приезжала?
– Нет. Я сразу настоял, чтобы ни она, ни дети не приезжали. Во-первых, это лишние траты, а во-вторых, ну что они тут будут делать? Самое страшное, считай, позади.
Я вообще не хотел сообщать им о своем ранении. Молчал до тех пор, пока по ватсапу не стала гулять информация о том самом бое, где мы понесли существенные потери, а моя фамилия появилась в списке пострадавших.
– Как она вообще отнеслась к вашему решению отправиться на Донбасс? Отговаривала?
– Нет. Я просто поставил её перед фактом и аргументировал – ребята, с которыми прошел Чечню и Дагестан, собрались уезжать, а я отсиживаться буду?! Она отнеслась с пониманием.
– Учитывая большой военный опыт, можно сравнить то, что происходит сейчас на Украине, с чеченской кампанией?
– Ни в какое сравнение не идет. Сейчас идет натуральная борьба технологий. Коптеры прямо стаями летают.
Да, в Чечне тоже были наемники, но не в таком количестве. Их действительно очень много. Чаще всего в радиоперехватах слышим польскую речь, а не украинскую мову…
Отмечу, Николай – человек в возрасте, 1969 года рождения. Дослужился до пенсии. Казалось бы, живи и не тужи. Нет, в свои 53 он сделал для себя единственно верный выбор и нисколько о нем не жалеет. Одно слово – герой! Хотя внешне он больше напоминает какого-нибудь учителя истории, чем опаленного всеми горячими точками современной России военного.
Контрактник
Пока разговаривал с Николаем, мимо нас на такой же коляске, с целой, но раненой ногой прокатился другой наш земляк. Илья С. Как оказалось, он спустился на лифте за волонтерской посылкой, а она здесь его дожидается.
– Тоже в органах служил?
– Нет, простой работяга. 22 года на стройках Нерюнгри работал.
– Почему решил пойти в зону СВО?
– С самого начала спецоперации подумывал о том, чтобы пойти добровольцем. Особенно после того видео, где наших пленных ребят по ногам расстреливали. Вот эта мысль засела в голову и стала проникать все глубже и глубже.
К осени пришел к пониманию, что пора. Подошел в военкомат записаться добровольцем, но военком посоветовал идти именно по контракту, так как к тому времени возрастную планку для этой категории подняли, и я как раз подходил.
– Много земляков в части было?
– Немало. Из якутян сформировали два взвода артиллеристов. Когда прибыли на передовую, даже не успели получить орудия, как нас из соседней части попросили подсобить в качестве пехоты. Вот в одном из боев и ранило.
Кстати, тут о поляках говорили, так меня ранил именно поляк. Это выяснилось, когда наши в контрнаступлении «достали» его и выяснили у его сослуживцев, что это именно он стрелял в меня.
Ребята у нас отчаянные были. У одного из трех детей два инвалида, у второго жена беременная осталась. Но, несмотря на все эти семейные обстоятельства, они собрались и пошли защищать страну.
– А как домашние отнеслись к вашему решению?
– Если честно, жена злится до сих пор.
– Приезжала навестить?
– Нет. Я отговорил. Пусть ребенком занимается. Ему же всего шесть лет. Кстати, старший сын буквально вчера в армию пошел. Пехотинцем будет.
– Что скажете о характере боевых действий?
– Судя по рассказам бывалых бойцов, да и по собственным наблюдениям – бои очень изощренные, если можно так сказать, реально убийственные. Ведь на нас испытывают все натовское оружие. Но и мы в долгу не остаемся.
Мобилизованный
Попрощавшись с новыми знакомыми, поднимаемся на третий этаж и находим еще одного земляка. Как раз он шел навстречу и поглядывал на наши азиатские лица, но, поравнявшись с кухней, свернул, подошел к микроволновке, поставил греться увесистый пластиковый контейнер с какой-то едой.
Окликнул по имени, поздоровался на родном языке. Смурное поначалу выражение лица тут же расплывается в приветственной улыбке.
– Моя история очень простая, – говорит Альберт М. – Мобилизовали в первые же дни частичной мобилизации. После курсов подготовки на уссурийском полигоне отправили через Ростов на передовую.
– В армии служил?
– Да, в войсках радиационно-биологической защиты. В 2005-м дембельнулся. По специальности механик-водитель.
Ранение получил в начале ноября. К тому времени уже больше месяца был на передке. Снаряд упал прямо в окоп, что считается большой редкостью. Нас двоих ранило, второй тоже земляк. Сейчас лежит в Бурденко.
У меня осколки были в спине и в руке. Их вытащили, но один основной засел в легком. Сейчас готовят к операции. В целом чувствую себя хорошо. Но врачи говорят, что на полное восстановление уйдет до полугода.
На самом деле под дрон я уже попадал. Мина разорвалась на приличном расстоянии, но один осколок как-то умудрился угодить между плит «броника» и застрял в коже. Там же в полевых условиях обработали ранку и в строй.
– Жена приезжала?
– Нет, сам ей сказал. Ведь нашему ребенку всего шесть (!) месяцев. А здесь ни в чем не нуждаюсь. Вот волонтеры каждый день приносят еду. Вчера еще односельчане навестили, много свежей жеребятины принесли. Вот разогрею сейчас и всю палату угощать буду…
Задерживать далее не было смысла. Мясо хорошо так разогрелось, а когда Альберт приоткрыл крышку контейнера, который доверху был наполнен ровными прожаренными стейками, то коридоры пульмонологического отделения тут же наполнились ароматами лучшей в Якутии жеребятины.
«Дожать надо»
Каждому из собеседников я задал один и тот же вопрос: что будете делать после окончательного выздоровления?
Альберт, подумав, сказал, что вряд ли вернется туда обратно. Поддержу. Он ведь совсем молодой, а ребенку всего ничего.
Также понимаю ответ Ильи: «Хочу обратно. Не только за страну, но и за пацанов. Это уже моя личная борьба».
От Николая ответа, по понятной причине, не ждал. «А почему меня не спрашиваешь? Сбросил со счетов? Я же объяснял, что поставлю протез и встану на ноги! Оружие держать могу? Могу. Ходить смогу? Смогу. Значит, буду помогать нашим. Надо додавить эту гниду».
…Три недели прошло с той встречи. Успел приехать, гриппануть и выздороветь, провести ночи у телевизора за просмотром далекого мундиаля, проводить коллег на Донбасс. Много чего произошло за это время, а слова Николая не выходят из головы. Ну разве можно победить такой народ?!
Федор ГРИГОРЬЕВ, наш спецкор
This post was published on 17.12.2022 11:38