Ночь в Национальном художественном музее: разговор по душам с Михаилом Старостиным

Ночь в Национальном художественном музее: разговор по душам с Михаилом Старостиным

Читайте нас

Мастер-класс по написанию натюрморта в окружении живописных полотен академика Осипова и под фортепианный концерт из фойе — это возможно только раз в году, во время «Ночи в музее».

В канун Николина дня  сотрудницы музея и даже некоторые посетительницы были в якутских халадаях, национальных серебряных украшениях, что сразу создавало приподнятое праздничное настроение и в какой-то степени — дух путешествия во времени: девушки и женщины будто сошли со старинных фотографий, сделанных в ателье ссыльного народовольца Приютова.

По всему музею —  или жизнерадостные группы с экскурсоводами, или посетительницы, в одиночестве застывающие перед избранными картинами.
А ещё «Ночь в музее» даёт редчайшую возможность встретиться с творцами этих шедевров.

На встречу с заслуженным деятелем искусств РС(Я), графиком, живописцем и дизайнером Михаилом Старостиным, которую провела заместитель директора НХМ РС(Я) Юлия Кравцова, зрители пришли заранее и терпеливо ждали начала, ни на что не отвлекаясь.

Первый вопрос прозвучал, едва ведущая вечера ознакомила пришедших с основными вехами биографии художника: «Ваша картина «Битва» — это битва кого с кем?»
…На полотне — «смешались в кучу кони, люди»: перед одной противоборствующей стороной — голова лошади, перед другой — быка. «Кровавый отсвет в лицах», мордах и ужас — в вытаращенных глазах существа с вываленным набок языком, выглядывающим из-под головы коня, а надо всем этим — небосвод цвета расплавленного золота. Люди (и все остальные, изображённые здесь) гибнут за металл?

Но оказалось, вдохновила художника на «Битву» якутская сказка о споре лошади с быком. Ей хотелось вечного лета, чтобы не мёрзли копыта, ему — вечной зимы, чтобы не потел нос. Так что жёлтое небо здесь — это летний зной, жар битвы, хотя нижние ряды сражающихся погружены во тьму, и безмолвным криком отчаяния здесь — колеблющийся язычок пламени от маленькой свечи в темных натруженных руках…

Следующий вопрос был адресован Михаилу Старостина как преподавателю АГИКИ: «Когда становится понятно, что из студента получится художник?»
«Только к третьему-четвертому курсу», — ответил Михаил Гаврильевич, поведав о том, что из-за того, что художнику сложно жить на продажу работ, ребята уходят в рекламные агентства, ИТ-индустрию и даже становятся татуировщиками.

Сам же он получил импульс к тому, чтобы стать художником, в четвертом классе, когда в его родной Крест-Хальджайской школе начал работать выпускник Ленинградского института имени Герцена Александр Иннокентьевич Филиппов, который и преподал ему  первые азы и делал все, чтобы заинтересовать учеников творчеством — в том числе посредством конкурсов.
В школьной же библиотеке желающий мог приобщиться и к соответствующей литературе: он, к примеру, нашел книгу «Учись рисовать» Александра Дейнеки.

Любовь к чтению и сейчас с ним. Из недавно прочитанного — «Автопортрет» Войновича («Понравилось, хотя не со всем согласен») и «Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьёй год в Якутии» Юсси Конттинена («Узнал из этой книги много нового, то, что и сам не знал»).

Он вообще любит слово («читаю Бродского, Вознесенского») и когда пишет свои картины, слушает местное радио.
«Влияют ли происходящие в мире события на ваше творчество?» — спросили его.
«Конечно, влияют, — ответил Михаил Гаврильевич. — Но не напрямую. Чаще всего трудно сказать, что именно повлияло».

Вот что точно повлияло — гравировка чукотских мастеров на кости моржа: «Профиль, низкий лоб, глаз я взял оттуда, хотя и не копировал.

В 1991 году, работая в Национальном книжном издательстве, во время командировки в Тверь и Смоленск, где печатались наши значимые книги, я ходил по книжным магазинам. И вот в московском магазине издательства «Наука» я увидел переиздание «Материальной культуры чукчей» Тана-Богораза, которая до того выходила только в 1905 году в Лондоне. Мне дали полистать, и я увидел капкан из тальника, который был у моего дедушки. Я думал, это якутское приспособление, а оказалось, что такое есть у всех северных народов.

Примерно с того времени я и стал рисовать людей в кухлянках. В моем родном Крест-Хальджае так не ходят и оленей у нас нет. Поэтому и на моих картинах их нет. Может, потом будет.

Но я мало езжу. Если говорить о Севере, был только в селе Кыстатыам Жиганского улуса. Дальше не ездил и оленей не видел. Я оседлый человек. Мне больше нравится работать в мастерской.
Стараюсь несколько картин параллельно «вести»: когда пишешь одну, устаешь от нее и берешься за другую.
Как долго работаю? От картины зависит. Года три писал «Переборку сетей», а «Битву» — месяц, даже устал».

На вопрос, что он чувствует во время персональных выставок, ответил: «Когда большие выставки, появляется странное ощущение, будто ты голый», а на вопрос, где хорошая публика, назвал два города — Новосибирск и Иркутск: «Из Сибири и Дальнего Востока идёт отток населения, и люди не интересуются местным искусством, а в Новосибирске и Иркутске, где живёт научная интеллигенция, нет такого ощущения.

Сейчас мечтаю сделать абстрактную выставку. Красноярский художественный институт я закончил как графический дизайнер. Дизайнерская школа развивает образное мышление, учит работать со светом, линией, пятном. В якутском искусстве два художника стоят особняком — мой учитель по Якутскому художественному училищу Юрий Вотяков и Валериан Васильев. Они тоже дизайнеры по образованию. У нас это из виду выпускают.

Когда в прошлом году Елена Васильева в Центре современного искусства и культуры выстраивала мою выставку «Следы на снегу», мне самому было интересно  видеть ее восприятие моего творчества. Она отобрала северные и абстрактные работы. Правда, абстрактных работ у меня не так много…»
Значит, будем ждать.
Фото автора.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Поделись новостью:
29 марта
  • -11°
  • Ощущается: -18°Влажность: 40% Скорость ветра: 6 м/с

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: