Народная артистка Якутии Александра Антюхова — о любви, дружбе и судьбе

Узнав о том, что народная артистка РС(Я) Александра Антюхова-Муттерперл в юности вышла сначала не на сцену, а на подиум, не удивляешься ничуть: белокурая, тоненькая, лёгкая, с бьющей наповал харизмой – эта манекенщица наверняка разбила немало сердец.

«Удачная манекенщица»

– По правде говоря, я была не манекенщицей, а швеей, – говорит Александра Викторовна. – Хоть и не любила это дело, но надо было помогать семье поднимать младших. Устроилась после школы в ОРС (отдел рабочего снабжения) ученицей мастера. Шесть месяцев отучилась, и поставили меня сначала на карманы, потом на примерку, потом петли обмётывать и так далее. А через какое-то время сказали: «На тебя шить будут».

Это оказалось неожиданно тяжело – там подолгу надо стоять неподвижно, пока на тебе всё вымеряют.
Зато на показе «отыгралась» – как только зазвучала музыка, я закружилась под неё, не шла, а бежала, и самой казалось – летела. А потом в комнатке для переодевания услышала, как кто-то говорил нашему руководству: «Какая удачная у вас манекенщица».

Хотя я по натуре стеснительная была. Но стоило выйти – на подиум ли, на сцену – внутри будто вспыхивало что-то, и надо было поделиться этим со всеми.
Так в родном Уяре (это райцентр Красноярского края) в Дом культуры пришла, где был народный театр. Мне сразу интересно стало. Ведь кто там играл? Учителя, врачи, музыканты. А я девчонка, только что из школы. Всё впитывала, как губка.

Гастроли – отдельный разговор. Колесили по всей округе: и в клубах выступали, и у хлеборобов под открытым небом, а потом картошку ночью на костре пекли.
Кстати, народные театры в то время хорошо жили: ты гастролируешь, а средняя зарплата тебе идёт.

После того как я сыграла Верочку в «Последних» по Горькому, меня пригласили на работу в Красноярский ТЮЗ. Я было подхватилась, но старшая сестра, непререкаемый для меня авторитет, высказалась против: «Как ты без образования туда пойдешь?»
Сейчас я думаю, что театр и сам всему научит, это ведь и есть самая лучшая школа. Но тогда послушалась.

«На всю катушку»

– Поступила в Красноярское училище искусств, успев до этого поработать заведующей клуба нашего комбината бытового обслуживания. 15 лет мне тогда было, а спрос уже, как со взрослой. Но в семье меня приучили нести ответственность не только за себя, но и за других.

Приобретённый в клубе и народном театре опыт пошёл на пользу не только мне. Ставила однокурсникам танцы – они пятерки получили, а я – четверку: всё мое время на них ушло. Преподаватель потом сказал: «Надо же и для себя что-то оставлять». А я смотрела на него и думала: «Ну что с него взять? Он старый, и взгляды у него устаревшие». «Старику» 28 лет было…

А мы тогда жили на всю катушку – иначе не приехали бы всем курсом в Якутск в 1972 году.
Помню, завалились однажды к Александру Кузнецову (он сюда на три года раньше нас приехал) компанией из 22 человек телевизор смотреть: расселись, разместились, кто как мог, а хозяин пропал куда-то. Заглянула за печку – а он там стоит, спрятался. И по глазам видно – у него шок.

А мы так привыкли: всегда вместе, всегда рядом. Приедет в труппу артист из другого города – мы ему несём кто простыню, кто подушку. Надо же помочь человеку обжиться на новом месте! Это как в песне: «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».

Одному коллеге свитер вдвоем с подругой связали. Спереди – жёлто-зелёный, сзади – зелёно-серый. У кого какие нитки были.
И шитье я не забрасывала. В театре одно время всего три костюмера было, и машинки у них не электрические, а с ножным приводом. Не всегда успевали. Да и как успеешь, когда 50 костюмов нужно сшить? И я им помогала: тут оборку пришью, там ушью, здесь подошью.

И семью обшивала. Муж и сын у меня всегда были нарядные. Да и самой надо держать фасон, даже если в продаже ничего приличного нет.

«Можно у вас погреться?»

– Время такое было. Приедешь на гастроли: вода в комнате замерзает, в столовых, магазинах – голяк. Но мы не унывали, спасались песнями. Много пели, много шутили, много веселились. Не только на гастролях – у нас образ жизни был такой.

Собирались компанией, читали стихи, обсуждали картины, спектакли, слушали пластинки. Когда Виктор Климин сумел раздобыть пластинку с музыкой к рок-опере «Юнона и Авось» – это было такое счастье! До сих пор влюблена в музыку Рыбникова, а от спектакля плакала. Марк Захаров для меня – самый великий режиссёр нашего времени. Мы эту пластинку чуть не до дыр заслушали. При свечах…

Все праздники, дни рождения так отмечали. Одна знакомая, проведя с нами вечер, была возмущена: «Как это – даже шампанского нет!» А нам и не надо было. Чай с печеньем есть – и хватит.
Или «горлодёр» подруги моей, Ирины Елкиной, царствие ей небесное. Горлодёр в Сибири ещё «тёщиным языком» называют, он острый, на аджику похож, но не аджика. Ирине мама в посылках его отправляла. Вот намажем этот горлодёр на хлеб – и сидим довольные. Ира замечательно на пианино играла, мальчики – на гитарах. И пели на два-три голоса.

А бывало, ляжем спать – звонок, кто-то из знакомых до телефона-автомата добрался: «Я тут мимо иду, можно у вас погреться?» – «Конечно, заходи!» И снова разговоры, обсуждения… до четырёх утра.
И так всю жизнь – в тесноте, да не в обиде.

Одно время соседствовали с музыкальным театром. По дням работали: два дня мы – два дня они. Гримёрки также напополам.

Балет я обожала. Пришла однажды с сыном – ему десять месяцев было (а на работу вышла в его шесть месяцев). Мне говорят: «Он же плакать будет, мешать…» Какое там! Стас с первых тактов и до самой финальной сцены смотрел во все глаза на это чудо. А когда зал аплодировал, захлопал в ладошки вместе со всеми.

Сын

– Конечно, он рос закулисным ребёнком. Мой муж погиб в автокатастрофе в 1976-м, когда сыну и двух лет не исполнилось. Вот Стас в театре и воспитывался. Из реквизиторского цеха не вытащить было.

Но что меня всегда в нём поражало – это его совершенно недетская мудрость. Будто уже много жизней прожил и понял, кто чего стоит на этом свете. Никогда ни на кого не обижался. Иногда пожалуешься ему, он выслушает: «Мам, это такие мелочи», – и все разложит по полочкам: из-за чего сыр-бор, зачем и почему этого человека надо простить. Послушаешь его – и обида уходит…

В школу он пошёл рано, поэтому и закончил её в 15 лет. В 16 уже устроился к нам осветителем.
А на сцену с детства выходил. В четырех спектаклях у него полноценные роли были. Мы и вместе играли.

Но чтобы он стал актёром – нет, я этого не хотела. Хотя понимала: у него все данные есть. Даже режиссёрское видение. А уж фактура… «Такой внешности сейчас просто нет», – говорили мне. И: «Он ещё себя покажет». Кто ж знал…
Спортивный парень и, казалось, здоровый, а вот нет-нет, да и пожалуется: «Мама, больно бегать». Что там может болеть, недоумевала я.

А ведь, когда была им беременна, на гастролях грипп подхватила, еле отыгрывала. Видимо, это и сказалось на нем через много лет. Не спасли, не успели.
Нет, время не лечит. Спасение в одном – в любви. Помогать, защищать – кого ещё можешь защитить.

«Видеть хорошее»

– Семь лет я преподавала в Детской школе искусств. Подружилась там со многими, до сих пор общаемся. А ушла сразу, как мои ребята выпустились. Так прикипела к ним, что больно было расставаться. Вот и подумалось: не хочу ещё раз через это проходить.
Но они почти все со временем в наш театр пришли. А Леша Шутов в Москве. Играет там, в кино снимается.
Потом я актёрское мастерство в 33-й школе преподавала, в школе самоопределения, в Высшей школе музыки. У меня везде ученики – моё продолжение.

Друзья помогают, племянники – они у меня замечательные.
И театр, конечно. Жизнь у нас сейчас – нервомотание сплошное. А в театре – радость. Отдых ото всех неурядиц. Сразу другое кровообращение, другое сердце. Поэтому театр будет всегда.

Я уже сказала, что очень люблю Марка Захарова. Все его спектакли пронизаны поэзией, несут любовь.
Так и должно быть. Разумеется, это не ко всем спектаклям относится. Но мне, я считаю, везло. Если мне не нравится атмосфера, режиссёр… Бог помогает мне оттуда выйти. Но это редко случается. В основном мне всё нравится. И все они у меня в сердце – все, с кем довелось вместе работать.

Бывало, спорила с кем-то, ссорилась, но моё отношение к этому человеку не менялось. Рабочие моменты есть рабочие моменты.
Бывало, и ошибалась. Но рада, что успела попросить у этого режиссёра прощения. Коллективизм наш не всегда был благом, были у него и оборотные стороны. Сейчас я понимаю: не надо никуда толпой бежать, сердце своё надо слушать и думать головой. И меня уже никто ни против кого не настроит. Но чтобы понять это, надо пожить.

И всё-таки жизнь прекрасна. И люди вокруг. Просто надо во всём видеть хорошее, быть снисходительным к человеческим слабостям, как мой Стас, и стараться быть чуточку добрее к тем, кто рядом.

P.S. Спасибо Галине Вахитовне Ивановой за информацию о спектаклях.
Фото предоставлено героиней материала и Галиной Ивановой.