Она могла бы исполнять олонхо, которое сопровождало ее с колыбели. Но Люлии Николаевне Григорьевой был предначертан другой путь.
«Помню бой богатырей»
– Все, что родители вкладывают в своего ребёнка, остаётся с ним на всю жизнь. Мой отец Николай Саввич Оконешников, не зная грамоты, был олонхосутом и благодаря этому водил знакомство с видными представителями якутской интеллигенции. Сохранилась фотография, на которой он запечатлен с драматургом Николаем Неустроевым. Жалею, что в свое время не расспрашивала его об этом.
А отец, насколько я знаю, и в Саха театре выступал, исполняя олонхо на разные голоса – и женские, и мужские. Поэтому значение культуры понимал. Отправляясь в город продавать картошку, он всегда брал с собой детей, пристраивая нас, сонных, между мешками – чтобы приехать к восьми утра на Зелёный рынок, где сейчас Преображенская церковь, надо было выезжать в час ночи.
А там, оставив свои мешки кому-то на реализацию, вел нас смотреть кино в «Центральный» – он тогда был совсем новый, загляденье да и только.
Вечером мы шли в театр, где дыхание перехватывало от восторга: все женщины такие нарядные, в туфельках, и я очень стеснялась своих валенок, поэтому вжималась в кресло, спрятав ноги под него так глубоко, как только могла.
Но когда раздвигались кулисы, все моментально забывалось – перед глазами возникало настоящее чудо. Помню бой богатырей на вершине мрачной скалы: когда они сшибались, одновременно с грохотом и лязгом от их клинков летели не просто искры, а световые лучи. Понятия не имею, как устраивали эту иллюминацию, но зрители от мала до велика просто визжали от восторга! Это был «Нюргун Боотур Стремительный».
«На сторону соломы повернись!»
– Отец и меня учил исполнять олонхо: усаживая по вечерам на кровать, пел песню удаганки Айыы Умсуур, а я должна была повторять за ним. Когда же пошла в школу, у меня появилась обязанность читать ему олонхо «Бюдюрюйбэт Мюлджю Беге» – довоенное издание, ещё на латинице.
Он и умер под него. Очень тяжело болел перед смертью, и чтобы отвлечься от боли, спасался своим любимым олонхо…
Жизнь у него была нелёгкая: схоронив двух жен, умерших от родов, он женился на моей матери, но, когда мне было пять, а моему младшему брату Коле – три, умерла и она – от туберкулеза.
Голодали они в войну сильно. Отец уже старый был, поэтому его не призвали. Но даже их, стариков, готовили к строевой. Он позже рассказывал, что им, не знавшим, где лево, где право, привязывали к одной ноге пучок сена, к другой – солому, да так и командовали: «На сторону соломы повернись!», «На сторону сена повернись!»
…Когда мамы не стало, он отвёз меня и трехлетнего Колю к маминому брату – сам-то был кадровым охотником, они тогда охотились по Кобяю, Томпо, даже до Охотского моря добирались. Уезжали осенью, возвращались весной.
Живя у дяди, я в семь лет в школу пошла, в нулевой класс. А летом на лошади приехал отец и забрал меня. По пути говорит: «Я нам маму привез. Ты как в дом зайдешь, сразу её так и назови».
А для меня слово отца – закон. Приехали, и я в распахнутую дверь сразу: «Мама!» Мачеха и удивилась, и обрадовалась. А я её так потом всю жизнь мамой и называла.
«Чтобы запутать духов»
– Потом два брата родились, я их нянчила.
А отец нас учил из тозовки стрелять и соревнования между нами устраивал. Всему, что могло в жизни пригодиться, учил.
Он охотник, его старший брат Пётр охотник. Мы вместе жили, и вот усядутся они вечером за стол и давай байки травить. А охотники – народ суеверный, и все их байки – про разные передряги, в которые их ду́хи впутали. Наслушаешься – потом вечером за порог выйти страшно, кажется, что в темноте на каждом шагу абаасы подстерегает.
Мне ведь даже имя дали, чтобы злых ду́хов обмануть. Отцу же не только жён, но и детей своих хоронить пришлось. И он из предосторожности давал нам необычные по тем временам имена – авось, удастся сбить нечисть с толку, и не заберёт она ребенка с чужим именем. Одна моя сестра была Клеопатрой, вторая – единственной тогда в наших местах Валентиной, а когда родилась я, мне дали имя русской акушерки, которая меня приняла – Леля. Это или Ольга, или Елена, но наш полуграмотный секретарь наслежного совета понятия об этом не имел, а вписать в метрику «Лелю» у него рука не поднялась, и он решил придумать что-то поблагозвучнее. Так я и стала Люлией.
«Безотходное производство»
– Училась я хорошо, хотя времени на чтение уроков было не так уж много: возвращаясь из школы, я не только за младшими братишками присматривала, но и дрова с Колей пилила, зерно на жерновах молола, получая нагоняй, если помол получался слишком крупным. «Ты не торопись, – говорили мне. – Помедленнее надо». А жернова крутить тяжело и скучно, вот и хотелось побыстрее закончить.
Ещё же корову на водопой к проруби вести, затем сена ей дать.
А после ужина мы, дети, садились перед печкой мять заячьи лапки. Сам заяц считался пушниной и подлежал сдаче государству, а лапки и уши разрешалось оставить. Уши мы варили и ели, а из лапок после выделки шили одеяла, шапки, рукавицы, кянчи. Такое вот безотходное производство.
И только после всего этого можно было, наконец, сесть за уроки.
При этом я была ударницей, а спрос был строгий – наша Хаптагайская школа была экспериментальной и по праву считалась образцовой. Преподавали в ней Парфений Никитич и Надежда Евменьевна Самсоновы из знаменитой педагогической династии. Ещё учительствовал бывший фронтовик Николай Васильевич Егоров – высокий, красивый.
Раз в неделю у нас был день русского языка, когда разрешалось говорить только по-русски. Того, кто не выдержал и заговорил по-якутски, прорабатывали на заседании учкома. И мальчиков, вздумавших завести дружбу с девочкой, потому что в школе на первом месте должна быть учёба – стране нужны грамотные специалисты.
Председатель совета дружины
– Да, жизнь у нас била ключом, и невозможно было стоять в стороне. Никто и не стоял: вели тимуровскую работу, подтягивали отстающих, своими силами готовили праздничные концерты.
Начав со звеньевой и вожатой, я к шестому классу доросла до председателя совета отряда.
А там вдруг возникла проблема со здоровьем – образовался нарыв на шее. Отец, испугавшись за меня, решил, что учёбу я буду продолжать в городе, где есть хорошие врачи.
Всю первую зиму в Якутске я ходила на перевязки в больницу, которая располагалась тогда в самом красивом здании города, где сейчас галерея западноевропейского искусства.
А во 2-й школе, куда я поступила, потому что там был интернат, меня, приняв во внимание характеристику, выданную в Хаптагайской школе, сразу же назначили председателем совета дружины.
Так что вся моя партийная советская работа, я считаю, идёт оттуда. Основа была заложена в школе.
Нынешним родителям осознать бы важность этого. Мой неграмотный отец сумел привить своим детям вкус и тягу к культуре, и во время учёбы в Якутске, а позже – в Высшей партийной школе в Москве, я не пропустила ни одной премьеры. Со своей дочкой Сарданой ходила в Большой театр не только на спектакли, но и на международные балетные конкурсы.
То, что вы вложите в душу своего ребенка, будет питать его всю жизнь, поэтому с самого раннего детства нужно вкладывать как можно больше – все богатства классической культуры, всю красоту родного языка. Времени нет? Надо найти. Это же дети. Ваши дети.
«Давай поступай»
– Когда я заканчивала школу, классный руководитель Х «Б» Зоя Михайловна Миндиярова бросила клич: «Строится Мирный, поехали туда!» Я хотела, но меня остановили: «Ты хорошо учишься, давай поступай».
А мне балла не хватило. Но я, особо не переживая, уехала в Верхневилюйск к сестре, устроилась заведующей клубом, стала секретарем комитета комсомола, потом вступила в партию – в 19 лет.
Тогда же пережила первое большое горе – умер отец, маму-то я почти не помнила. И тогда же познала счастье, встретив своего будущего мужа. Миша мне такие письма из армии писал…
Отслужив, вернулся – но был уже очень болен, почти инвалид. Однако мы были молоды и наконец-то вместе, а всё остальное не имело значения.
И когда я, поступая на медицинский, опять не добрала одного балла, а обком комсомола, ведавший всеми вузовскими делами, направил меня в Омский ветеринарный институт, именно Миша убедил меня ехать туда.
Поехали мы, разумеется, вместе.
Человек партийный, я сразу стала членом парткома и на всех собраниях сидела рядом с профессорами, докторами наук.
А муж устроился плотником на промкомбинат, где ему вскоре дали квартиру – поначалу-то мы жильё снимали.
Умный, рассудительный, Миша пользовался авторитетом, его везде ценили и позже уговаривали остаться в Омске. Он и сам хотел. Причиной тому были не только коллектив и квартира. Там ведь первенец наш родился. И умер… Миша его не хотел оставлять – одного в чужой земле. Но я рвалась домой, и мы вернулись.
«От природы оптимистка»
– Год отработала в родном Мегино-Кангаласском районе ветеринаром, а потом меня назначили первым секретарем райкома комсомола. С тех пор – на комсомольской и партийной работе.
В райкоме партии я курировала сельское хозяйство, а это постоянные командировки на фермы, в бригады. Так и надо работать с людьми, а не из кабинетов руководить. Прямой контакт должен быть. Те, кто трудится на земле, должны знать, видеть, что руководство не где-то там, на недосягаемой высоте, а рядом. Тогда и результат будет. Ты к людям с душой, и они к тебе с душой.
Испытаний, конечно, хватало. В засуху, чтобы не провалить план по заготовке кормов, косили озерную траву, а чтобы она высохла, не заплесневев, сушили её на деревьях. По заболоченным местам рубили кочки, по краям дорог – берёзы и тальник. Ну и комбикорм закупали.
А достижения были, и немалые: дояр Павел Шарин выдавал по 6 тысяч кг молока в год с каждой коровы. Фермы с каждой – по 3 тысячи. И почти все тогда руками делалось.
Секретарем райкома партии я стала в 29 лет.
С детьми две бабушки сидели – моя мама и дяди, Петра Саввича, жена. Своих детей у неё не было, так она моих нянчила. И племянницу Риту, которую я взяла на воспитание, когда старшая сестра умерла. А вскоре ушла и вторая сестра, но её детей зять сам поднимал.
Это была черная полоса в жизни. Вслед за сёстрами не стало брата. Муж умер в 36 лет, дети маленькие были. Спасло то, что я от природы оптимистка, и работа была прекрасная – все время среди людей, в гуще жизни: 30 лет на государственной партийной работе.
«Изучали хорошо»
– Сейчас, оглядываясь назад, я могу в полной мере оценить мудрость тогдашней кадровой политики. Каждого готовили с младых ногтей, подбирали по личным качествам, уровню знаний. Готовя на пост председателя Президиума Верховного Совета ЯАССР, меня назначили секретарем Момского райкома партии, и те два года, что я работала на севере, постоянно приезжали из обкома проведать, посмотреть, как я справляюсь, как народ меня принимает – в общем, изучали хорошо. А иначе нельзя: кадры решают все.
В 1985 году я возглавила Президиум Верховного Совета ЯАССР, став пятой женщиной на этом посту.
Сразу скажу – работать тогда было легче, потому что надо мной был обком партии, где делали генеральный план социально-экономического развития, и после рассмотрения на пленуме мы его внедряли в жизнь.
А в 1989 году, отработав четыре года, я ушла. Почувствовала время – время перестройки. И уступила Михаилу Ефимовичу Николаеву. Это было правильное решение. Он был достойный кадр.
Я же занялась общественной работой.
«Поднять дух»
– Возглавив Союз пенсионеров, добилась, чтобы ветераны труда могли отдохнуть в санаториях республики по льготной цене, оплатив 20% от стоимости путевки.
В Совете старейшин при главе республики за 20 лет тоже много хорошего сделано. Ысыах в нелегкое время возродили. Люди не жили, а выживали, и нужно было поднять им дух — возрождение национального праздника пришлось очень кстати. Кумысное производство подняли с нуля: в 2018 году минсельхоз изготовил 14 тонн кумыса.
Второе наше достижение – борьба с алкоголизацией. Потребление алкоголя на душу населения доходило до 18 литров в год, включая грудных детей. А сейчас опрос среди студентов показал, что 70% из них не курят, не пьют.
188 населенных пунктов стали территорией трезвости. Идёт прирост населения: в 2019 году рождаемость увеличилась на 56 518 человек, количество 80-летних – на 48%. Результат ЗОЖ.
А какое распространение получила скандинавская ходьба! Сама каждый день прохожу по два километра. В здоровом теле – здоровый дух.
И тут мы подходим к ещё одному очень важному вопросу. Дух народа, его душа – это его язык. Мы обратили внимание Ил Дархана на эту проблему, и сейчас при правительстве создано Управление по развитию языков.
Каждый ребенок должен знать свой родной язык. 56% школ преподают якутский язык, в 189 садиках столицы 39 якутских групп, в двух школах изучается эвенкийский язык.
Нас волнует, какое поколение мы оставим после себя, и мы активно работаем с молодежью. Наш девиз в этом: «Будь человеком». Это самое главное.
Фото предоставлено героиней материала.
This post was published on 21.03.2021 12:01