Короткая проза Анатолия Слепцова. Якутский писатель получил первую Общероссийскую премию

Лауреатом первой Общероссийской литературной премии «Дальний Восток» имени Владимира Арсеньева в номинации «Короткая проза» стал наш земляк Анатолий Слепцов. Конкуренция была значительной: из 193 работ в шорт-лист попало 30. И вот – победа!

И даже ветеран КГБ

— Анатолий Игнатьевич, надеялись победить – при такой конкуренции?

— Да. Такие мысли появились уже после попадания в шорт-лист. Рад, что это событие произошло в год 85-летия Союза писателей Якутии. Я очень благодарен нашему Союзу, лично Наталье Ивановне Харлампьевой, а также Ассоциации «Писатели Якутии» под председательством Олега Гаврильевича Сидорова за помощь в оплате моей учебы на Высших литературных курсах (ВЛК).

В постсоветское время я стал первым слушателем этих курсов из нашей республики. Раньше там учились писатели со всего Советского Союза, и это было престижное место: при средней зарплате 120 рублей студент ВЛК получал стипендию 130 рублей. Сейчас, наоборот, самому надо платить порядка 80 тысяч в год только за учебу. Кстати, преподаватели наши признавались, что решение перевести курсы на платную основу далось им с трудом – были опасения, что уровень резко упадет. Но все оказалось не так. Среди моих однокурсников были выпускники МГИМО, МГУ, ВШЭ и даже ветеран группы «Вымпел» КГБ СССР — самый старший наш, 62 года ему было. А самому молодому — 22.

Адаптация

— А что было самым трудным в учебе?

— Трудности были, скорее, не с учебой, а по части проживания, адаптации к большому городу. Поступив в Литинститут, я думал, что легко найду работу в Москве, еще и семье помогать буду. Я ведь хирург, 15 лет заведовал хирургическим отделением Таттинской районной больницы, но оказалось, что в Москве операции все лапароскопические, то есть не открытые, не полостные, их делают через четыре небольших прокола. В нашей больнице лапароскопа не было, я умею работать только руками. Поэтому работу не нашёл. Подрабатывал грузчиком, преподавателем в медколледже, водителем, но этого не хватало. Жена была вынуждена отправлять мне мою пенсию в Москву, а сама с детьми на свою зарплату жила.

 — Как-то не похожи вы на пенсионера.

— Как сельский врач я вышел на пенсию досрочно – у нас год идет за два, точнее, за год и девять месяцев.

Сельский врач

— Сельский врач… Сразу вспоминаются Чехов и Булгаков.

— Я и сейчас по контракту по разным улусам езжу, работаю. Недавно в Батагае месяц заменял хирурга, выехавшего в Якутск на подтверждение сертификата. В Оймяконе был, в Среднеколымске.

Работы там много. Специалистов не хватает, жизнь нелегкая. Ежегодная убыль населения – 150 человек. Уезжают, умирают. Для малонаселенного улуса это много.

Да еще климат сюрпризы подкидывает – в прошлом году из-за обильных снегопадов горя хлебнули.

Мне рассказывали, что перед самым Новом годом в магазине пусто было, хоть шаром покати. Хорошо, рыба водится в изобилии, ей и спасаются.

— В таких условиях, наверное, не до литературы.

— Из Среднеколымска я два рассказа привез. Да и во время работы в Таттинской больнице писал активно.

Без этого, кстати, на Высшие литературные курсы не поступишь: надо показать поэзию или прозу. При поступлении я туда свои юношеские стихи отправил и рассказы в переводе Владимира Семеновича Андросова. Он пенсионер, живет в Баяге, а мои рассказы переводил по зову сердца.

— Надо же!

— Настоящий перевод – это, по сути, второе рождение произведения, мучительный процесс. Я это понял, когда сам начал свои рассказы переводить. Друзья по Литинституту советовали: «Пиши сразу по-русски! Читателей будет больше и гонораров». Но я не с этих позиций смотрю. Оно же само выбирает – по-русски будет писаться или по-якутски.

«Своей дорогой»

— Анатолий Игнатьевич, а среди вашей родни есть пишущие люди?
— Мой отец Игнатий Игнатьевич был человеком творческим – мелодистом, артистом, режиссёром. А работал метеорологом. Мама Александра Порфирьевна — педагог. Кстати, когда я учился в Москве, она, 90-летняя пенсионерка, помогала мне с проездом.
Из четырех моих сестер три тоже стали учительницами: одна по специальности преподаватель французского, две работают в музыкальной школе. А старший брат был метеорологом, как отец.
— Четыре сестры, брат, вы…
— Вообще-то нас семеро. Я седьмой. Наверное, поэтому всегда хотел идти своей дорогой. Помню, в детском садике отбирали детей в музыкальную школу, и все хотели на пианино, а я выбрал скрипку.
— А после школы – медицину. В пику всем?
— Почему «в пику». Это меня, можно сказать, сама жизнь направила. В армии я был санинструктором, хотя собирался шоферить.
Тут такая история: в школу я пошел с шести лет. В то время таких маленьких не брали, но моя-то мама была учительницей, поэтому меня взяли – с испытательным сроком. Соответственно, школу я закончил в 16 лет и, чтобы перед армией время зря не терять и вообще пойти туда со специальностью, поступил в СПТУ, получил водительские права, а там почему-то не стали на эти права смотреть и отправили меня по санинструкторской части.

Особый случай

— После демобилизации я подал документы на медфак ЯГУ, но провалился на экзаменах и поступил в Алданское медучилище. Закончил его с красным дипломом, вернулся домой в Ытык-Кюель, поработал какое-то время фельдшером, а диплом буквально жег карман: ведь для поступления на медфак достаточно всего один экзамен сдать, всего один! В общем, поступил я в итоге и стал хирургом.
— Сколько лет вам было, когда вы возглавили хирургическое отделение?
— Всего я проучился десять с половиной лет: в медучилище — два с половиной года, в институте — шесть, потом два года ординатуры, и специалистом стал примерно в возрасте Христа.
— Представляю, сколько всего перед вашими глазами за эти годы прошло.
— Много чего, конечно. Но один случай – совершенно особый.

Тяжело, неизлечимо заболел мой преподаватель по музыкальной школе Федот Семенович Аргунов (эта школа, кстати, носит сейчас его имя) – его хорошо знают в республике по песне «Власть – Советам!», он музыку на слова Ойунского написал.

В онкологическом диспансере ему ничем помочь не смогли, и он вернулся домой. Но состояние у него было еще удовлетворительное, и я предложил сделать ему операцию.

Она заключается в наложении питательной стомы, потому что болезнь прогрессирует быстро, и человек уже не может самостоятельно есть. Объяснил, что эту операцию имеет смысл делать, пока есть силы.
После операции он прожил целый год. Говорят, умирал с большой благодарностью за этот год жизни.

«В творчестве нахожу отдушину»

— Потом ко мне другие больные потянулись. Думали, я чудотворец какой. Откуда им знать, что это не всем подходит, диагнозы-то у всех разные.
— Ума не приложу, как тут еще литературой заниматься…
— Медицина мне не мешает, скорее, наоборот — в творчестве я нахожу некую отдушину. Эти две мои ипостаси взаимно дополняют друг друга.
— И то, и другое стоит больших нервов, надо сказать.
— Когда я написал «Быков мыс», были те, кому рассказ не понравился: «Почему ты так про нас? Для якута нет ничего дороже ребенка, а у тебя тут младенца пытаются убить». Я на это говорю: «Во-первых, рассказ не об этом, во-вторых, что мы знаем о переживаниях людей, погибавших в тех краях от голода и холода? А сейчас? Вы вокруг оглянитесь. Разве в детдомах, к примеру, нет якутских детей?»
— Да, крыть нечем.
— Рассказ «Быков мыс» был напечатан в журнале «Москва». Там конкурс к 60-летию журнала объявили, я и послал два рассказа. А узнав про Арсеньевскую премию, попросил их отправить рекомендацию. По положению этого конкурса, в нем могли участвовать и самовыдвиженцы, но с рекомендацией как-то надежнее.
— Будем считать, что ваши рассказы вышли в нужном месте в нужное время. Как я слышала, уже выпустили дайджест «Арсеньевки».
— И готовится сборник произведений.

«Пробовать новые формы»

— Премия – это ответственность. И страшновато, конечно — смогу ли написать что-то превосходящее «Быков мыс»? Однако надеюсь, что это пройдет.
Сейчас работаю над романом в рассказах. Кстати, раньше я ограничивал себя тремя-четырьмя страницами, дальше и дольше не мог писать. Учеба в Литинституте освободила от этого «ограничителя».
Не хочется останавливаться на чем-то одном, надо развиваться, пробовать новые формы, жанры.
Вот киношники недавно позвали, предлагали сценарий написать. А я уже пробовал – по предложению Семена Аманатова, оператора фильмов «Царь-птица» и «Надо мною солнце не садится». Я начал, но бросил. А когда увидел «Солнце», подумал: вот и сбылась мечта Семена.

«Надо мною солнце не садится» замечателен тем, что объединяет поколения. Я пошел на него со своими детьми, которые как раз «варятся» сейчас во всем этом – укулеле, вайнеры. И мы посмотрели его на одном дыхании!

Этим наши фильмы и берут. «Царь-птица», «Надо мною солнце не садится» — это же близко всем.

«Как два крыла»

— Так что же вы ответили на предложение киношников?

— Пока не знаю. Однокурснице, которая во ВГИКе училась, я показал свой рассказ «Третий вариант». Спросил, выйдет ли из него сценарий.

Она сказала: «Очень интересно, но именно из этого рассказа фильм не получится».
— Может, стоит попробовать?
— Может, и попробую. Но пока перевожу свои рассказы.
— Анатолий Игнатьевич, а ваши дети до них уже доросли?
— Дети, как у всех, в телефонах сидят. Но некоторые рассказы прочли. В школе они, кстати, учатся на двух языках — русском и якутском. А я думаю, глядя на них: если бы и я так учился? Смог бы овладеть русским языком? Не знаю. А сейчас для меня оба языка важны.
— Как два крыла.
— Да, как два крыла.