Кочевье длиною в жизнь

В эти дни отмечает свой юбилей почетный гражданин РС(Я), народный писатель Якутии, депутат, президент Ассоциации коренных малочисленных народов Севера Андрей Васильевич Кривошапкин.

«Энду» — так звала его в детстве мама, мечтавшая, чтобы сын стал учителем. Он исполнил ее мечту, закончив пединститут, а сейчас по его книгам учатся читать дети в эвенских классах по всей республике.

«Дождь, обойди нас!»

— Детство мое прошло на берегах таёжных речек, где кочевали мои родители, пасшие колхозные стада. Помню, как малышом, видя приближающуюся грозовую тучу, просил: «Дождь, обойди нас, мы люди бедные». И дождь, бывало, обходил стороной.

А когда спрашивал у мамы, глядя на высокие горы, умеют ли они думать, она отвечала: «Думают. И горы, и деревья, и эта речка все понимают, все видят и слышат. Только не говорят. Ты знай, с кем имеешь дело. Будь с ними вежлив и осторожен».

Мама моя Ульяна Егоровна всю жизнь работала на износ, чтобы прокормить нас, четверых детей. В войну возила грузы на рудник Эге-Хая. Тяжело это было и опасно, да и мы с сестрёнкой были малы — я родился в 1940-м, а Дуня года на два старше меня, — но тогда нельзя было по-другому.

Мама и потом никакой работы не чуралась, а когда мне пришло время отправляться в школу, наказала: «Учись, сынок. И за меня тоже учись». Она неграмотная была, но больше всего хотела, чтобы ее дети стали образованными людьми.

Советская власть дала нам такую возможность. В интернате нас одевали, обували, кормили, а учителя и воспитатели прививали интерес к учёбе и не только. После Себян-Кюельской семилетки я учился в Саккырырской средней школе, где у нас были спортивные секции и шахматно-шашечный кружок.

Про Ленинградский педагогический институт имени Герцена я тоже в Саккырыре услышал. И что там преподает профессор Вера Ивановна Цинциус, автор учебника эвенского языка. Это меня поразило: человек другой нации знает наш язык, причем настолько, чтобы учить ему — невероятно!

В Ленинград я поехал, чтобы учиться у нее. А когда после первого курса ушел в армию, профессор мне писала, вкладывая в свои послания чистые листы и конверты для ответа.

В боевой готовности

— Служить мне довелось в войсках ПВО, причем в очень интересное время — только-только вводились в строй крылатые ракеты, поэтому матчасть мы изучали, вникая в каждую мелочь. А во время учений инспекторы Министерства обороны втихомолку устраивали какую-нибудь «диверсию» и засекали время — как скоро мы эту неисправность найдем и устраним. «В военных условиях требования ещё жёстче будут», — говорили они.

Да мы и жили в постоянной боевой готовности.

Часть наша дислоцировалась на Кольском полуострове, дальше — только Ледовитый океан и Новая Земля, куда натовские самолёты имели привычку летать в очень неподходящее время, оставляя нас без обеда.

А один случай запомнился особо. Среди ночи подняли по тревоге: со стороны Норвегии — члена НАТО нарушена воздушная граница. Все помнили, что незадолго до этого над Свердловском сбили американского летчика-шпиона Пауэрса, который должен был заснять советские оборонные и космические объекты.

Наш командир напрямую связался с Генштабом, запрашивая разрешение на то, чтобы немедленно уничтожить нарушителя. Но Москва дала приказ выждать, когда он пролетит над нами, и поразить цель сзади. Однако «цель», словно почуяв это, тут же развернулась и ушла обратно в Норвегию.

Кандидат N1

— Все три своих армейских года я был секретарем комсомольской организации. У нас служили парни разных национальностей, в большинстве — прибалты, а комсоргом выбрали меня.

Опыт был: перед тем, как уехать на учебу в Ленинград, я одну зиму был освобожденным комсомольским секретарем колхоза «Кировский».

А до того год учительствовал в родной Себян-Кюельской школе, как хотела мама.

Но получилось, что мои организаторские способности всегда были нужнее педагогических, хотя ведь и организатор в определенной мере педагог.

Как-то во время очередных учений вызвал меня к себе один полковник из Минобороны СССР и говорит: «Так вот вы какой, товарищ Кривошапкин. Давно хотел на вас посмотреть». Я от неожиданности рассмеялся, он тоже, а потом пояснил, что они искали делегатов на всесоюзный съезд ВЛКСМ, и я у них был кандидатом N1, но за неделю до съезда вступил в партию. Было мне тогда 22 года.

А когда после демобилизации вернулся в институт, той же осенью меня, студента, выбрали членом парткома.

Ответственность для второкурсника немалая, надо, думаю, налечь на учебу, а то в моем положении теперь даже четверка — не оценка, не говоря уже о тройках.

На передовой

— Помимо учебы и общественной работы, я старался выкроить время на походы в клуб имени Чигорина, куда время от времени приглашали гроссмейстеров с мировым именем — Михаила Таля, Василия Смыслова, Михаила Ботвинника, Виктора Корчного и других.

С Талем даже сыграть довелось на сеансе одновременной игры. Сдался я на 48-м ходу, хотя мог бы продержаться и подольше, но сам себя остановил — это же чемпион мира!

По шахматам у меня был 1-й разряд, по шашкам тоже. Два раза становился чемпионом института.

Но в годы студенчества я прошел ещё одну хорошую школу: как представителя Севера, отличника и члена парткома меня отправляли на встречи со всеми иностранными делегациями. Там нужно было достойно держаться, общаться и даже проводить экскурсии — тоже своего рода передовая линия идеологической борьбы с империалистическими государствами.

Институт я закончил с красным дипломом и вернулся в Себян-Кюель, где меня назначили сначала директором школы, потом — освобожденным секретарем парткома совхоза.

Конечно, вся моя жизнь изменилась, когда я пошел по партийной линии. Ответственности стало больше. Закончил Высшую партийную школу, работал в Совмине, обкоме КПСС.

Но связи с родным наслегом не прерывал никогда.

«Нет оленя — нет эвена»

— Мои сородичи из Ламынхинского эвенского национального наслега не растерялись и не опустили руки даже в самые тяжелые времена, благодаря чему и сейчас живут хорошо — исключительно за счёт оленеводства. Но поголовье по сравнению с советскими временами уменьшилось, и это надо отметить.

Когда-то совхоз имени Кирова гремел по всей России. Возглавлял его Петр Афанасьевич Кейметинов, ветеринарный врач по образованию. Как эвен по крови, он прекрасно понимал, что значат для нашего народа олени. В одном из своих стихотворений я писал: «Нет оленя — нет эвена».

В стаде ни выходных, ни праздников, ни больничных, бывает, что и ночей не досыпают, и куска не доедают.

Как работали наши старики-орденоносцы! А с наградами, кстати, не все так просто было.

Помню случай, когда одного из них Москва «завернула» — мол, недостоин. Я полетел в Якутск разбираться. Мне говорят: «Бесполезно». Оказалось, он в молодости, выпив, совершил правонарушение — ничего серьезного или криминального, но на государственной награде, сказали мне, ставьте крест, ничего ему не дадут. А то, что у него самые высокие показатели, роли не играет.

Я пошел по кабинетам — был в Совмине, обкоме, убеждал, доказывал, в итоге старик наш свой честно заслуженный орден всё-таки получил.

Бойцовские качества

— В бытность свою народным депутатом РСФСР тоже приходилось задействовать свои бойцовские качества. Кстати, соперником моим на тех выборах был Герой Советского Союза Артур Чилингаров. Все, помнится, очень удивились, когда в разгар предвыборной борьбы я опубликовал на страницах «Социалистической Якутии» стихотворение «Мой друг», посвященное Артуру Николаевичу. Как так — Кривошапкин своего главного оппонента восхваляет?

Между прочим, когда я выиграл, Чилингаров, знакомя меня с людьми, сразу сообщал им, что я его на выборах победил. Сейчас люди уже забыли, что мы когда-то вот так жили, а молодые, пожалуй, и не поверят.

А вот ещё одна история: одна российско-японская компания принялась вырубать в Приморье лес, и живущие там удэгейцы обратились за помощью к нам, депутатам.

Выехали мы туда втроём. Как раз на собрание по этому поводу успели. Ну и крик там стоял, когда я взял слово: «Товарищи, успокойтесь. Даю вам слово народного депутата — хищническое уничтожение уссурийской тайги с этого часа, с этой минуты прекратится. Кто «за», прошу проголосовать, и обратите внимание — руководители края, присутствующие здесь, своими глазами видят ваше волеизъявление». Люди зааплодировали.

Вот что значило тогда быть депутатом. Правда, по возвращении в Москву я должен был доказать, что это не самоуправство, а единственно возможное в той ситуации решение.

На защите Родины

— А потом пришлось пережить октябрь 1993 года.

Кампания против Верховного Совета была развернута заранее. Мы понимали, что за этим последует насаждение капиталистического строя, и были против этого.

Моя жена Розалия Серафимовна всегда была рядом, была моей поддержкой и опорой. После того, как Белый дом взяли в кольцо, я написал ей прощальное стихотворение и все дни осады носил его в нагрудном кармане пиджака. Мысль о том, что она когда-нибудь прочитает эти строки, согревала мне сердце. Мы ведь думали, что живыми оттуда не выйдем. Кровопролития не хотели, но были готовы до конца защищать свою Родину.

…Посвященное ей стихотворение Розалия Серафимовна прочла потом в газете, где я по горячим следам написал о тех двух неделях, которые разделили не только наши жизни, но и жизнь всей страны на «до» и «после».

Плечом к плечу

— Писать я начал ещё в юности. Первой моей опубликованной книгой был сборник рассказов «Опо», то есть «Афоня», о мальчике из стада. Он увидел свет, когда я заканчивал институт.

На якутский язык его перевел Семён Осипович Никифоров — фронтовик, танкист. Как старший товарищ, он опекал меня, давал мне советы.

Такую же заботу и участие я ощущал от Семена Данилова, Софрона Данилова, Моисея Ефимова, Степана Дадаскинова. Якутские писатели всегда поддерживали нас, писателей Севера, помогали нашим литературам встать на ноги. Мы всегда жили и работали плечом к плечу, никаких недоразумений и размолвок не было.

К слову, моя родная семья — тоже пишущая.

Мой старший брат Дмитрий перевел на эвенский олонхо Платона Ойунского «Нюргун Боотур Стремительный» и поэму Элляя «В годы бури и пуль», а моя супруга Розалия Серафимовна — кандидат педагогических наук, научный сотрудник Института национальных школ, из-под ее пера вышло множество учебных пособий, учебников.

Кем станут во взрослой жизни те, кто учился по ним? Может, юристами, как мой младший брат Петр? Или выберут какие-то другие профессии?

Наша сестра Евдокия всю жизнь проработала в совхозе. Но несмотря на разделявшие нас расстояния, мы всегда были близки и всегда помнили, чему учила нас в детстве мама: надо беречь друг друга и все то, что тебя окружает — окружает и думает, видит и слышит, только не говорит.

Хотелось бы, чтобы и наши юные сородичи как можно раньше осознали, что землю свою надо беречь и свой язык — беречь.

Фото предоставлено героем материала.