Историк Андриан Борисов: суверенитет Якутии начинал Мазары Бозеков

Спектакль Сергея Потапова «Мазары. Путь к царю» всколыхнул интерес к «делам давно минувших дней». А так как автор пьесы Утум Захаров основывался на монографии доктора исторических наук Андриана Борисова «Мазары Бозеков: диалог с властью на державном пространстве», то с Андрианом Афанасьевичем на эту тему мы и поговорили.

«Став легендою, знаменем, песнею…»

— Две поездки Мазары в Москву (в спектакле для динамичности их объединили в одну) обросли народными легендами и преданиями. Царь-де женил его, предложив на выбор представительниц девяти народов, а когда якутский князь выбрал калмычку, дал за ней в приданое верблюда. Но в этих преданиях романтика соседствует с криминалом: Мазары-де конфликтовал с одним из своих спутников – Нохто, сыном намского князца Ники, да так, что в конце концов убил его. Документы, однако, этого не подтверждают, хотя Нохто действительно скончался в Москве. Сохранилось духовное завещание Нохто Никина, впервые опубликованное еще профессором Василием Николаевичем Ивановым – так вот по этому завещанию именно Мазары должен был доставить на родину его прах после кремации и все оставшиеся после него пожитки. Маловероятно, что жертва перед смертью возложила такую миссию на своего убийцу.

Что касается их конфликта, то фольклорная версия, как я думаю, отражает конкуренцию представителей разных ветвей знати. Подоплека в том, что царским указом было предписано явиться в Москву потомку Тыгына. Но, по моим предположениям, под это определение попадали они оба: известно, что Тыгын, борясь за власть, делал это в том числе с помощью «династических» браков, и мать Нохто, по всей видимости, была одной из дочерей Тыгына. По легенде Нохто и отправился в Москву именно как внук Тыгына, Мазары же якобы последовал с ним чуть ли не в качестве слуги, а по прибытии в столицу заявил, что он тоже Тыгынов внук – по мужской линии, чему в патриархальном обществе, само собой, отдавали предпочтение.

К слову, есть версия, что первыми в Москве побывали именно намские князья. Есть челобитная пяти братьев, сыновей Мымака, старшим из которых был Ника, отец Нохто. Формулировка этой челобитной позволяет предполагать, что подана она была в Москве, в Сибирском приказе. Вообще сохранилось более десяти таких челобитных об отправке депутации в столицу Российского государства, причем не от одного улуса, а от групп улусов. То есть необходимость поездки к царю назревала давно.

«Дела о якутах»

— В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) хранится целый комплекс документов, который называется «Дела о якутах». Там и говорится о поездках якутских князцов к царю Федору Алексеевичу. Объем у него большой: челобитные князцов, царские указы, документы, связанные с самой поездкой – как ехали, с кем по пути встречались и даже чем их кормили. Поездка ведь была официальная, и им были положены, говоря современным языком, проездные – в «Делах» все четко изложено. Приводится там и статистика: сколько ясака было собрано за 40 лет, начиная с 1630-х годов; как царь наградил Мазары и его спутников – денежные суммы указаны большие, а кроме того, их одарили ценными товарами, дорогими тканями. Этот документ до сих пор требует пристального изучения.

Во время работы над своей монографией я сделал и находки, ранее никем из исследователей не замеченные. К ним относится обрывок документа, свидетельствующий о харизме и деловой хватке Мазары. Следуя через Тобольск, тогдашний административный центр Сибири, он встретился с татарским мурзой Сейдешем Кульмаметевым, а Кульмаметевы были не просто знатным родом – родной брат мурзы Авазбакей входил в ближайшее окружение царя Алексея Михайловича и сына его Федора Алексеевича, поставлял ко двору птиц для соколиной охоты и так далее. У Сейдеша, разумеется, тоже были торговые дела в Москве, а Мазары произвел на него настолько благоприятное впечатление, что мурза доверил ему свои товары – шелка, китайский фарфор, ножи — для продажи в столице. Сказать по этому поводу можно только одно: «Рыбак рыбака видит издалека». Мазары в свою вторую поездку в Москву выгодно продал полторы тысячи соболиных шкурок, а за товары мурзы Сейдеша выручил более ста рублей (по тем временам весьма приличная сумма – годовое жалованье боярина не превышало 70 рублей) и доставил ему эти деньги вместе с нераспроданным товаром – «вернул лицом», то есть полностью, как указано в документе. Какой вывод из этого напрашивается? Представитель татарской знати, вхожей в царские палаты, признал в Мазары равного себе по статусу человека. Конечно, обменялись они и подарками. Мазары, понятно, преподнес Кульмаметевым пушнину, а те ему – кармазинный кафтан (кармазин – тонкая суконная ткань из лучших сортов шерсти, очень дорогая).

Возвращение

— Кроме этого, я обнаружил в РГАДА документы о деятельности Мазары после возвращения из Москвы. Один из этих документов проливает свет не только на его взаимоотношения с русскими служилыми людьми, но и характеризует его как личность. Якутия тогда административно была поделена на зимовья и остроги, а прилегающие к ним территории находились в ведении приказчиков — приказных людей, сборщиков ясака. И вот у одного из них, Дмитрия Заборцева, возник конфликт с Мазары. Мазары обвинил его в «брани и угрозах», но через несколько дней они подали совместную челобитную с просьбой утвердить их мировую. Может, дело было в языковом барьере? Не понимая по-русски, якутский князь усмотрел оскорбление там, где его не было, а когда ему объяснили ситуацию, признал свою неправоту. Разительный контраст с тем образом, который «вылепили» историки советского периода, описывая Мазары спесивым, надменным. И поездку в Москву тогда представляли как вояж с целью прежде всего обогатиться, добиться для себя каких-то прав и полномочий, тогда как на самом деле «путь к царю» принес пользу именно народу.

Прежде всего это касается бремени ясака – оно было существенно облегчено: до поездки Мазары и его спутников в Москву якуты платили ясак не только за себя, но и за умерших родственников, в том числе умерших давным-давно. Платили сыновья, платили внуки, а если по каким-то причинам переставали, им засчитывали недоимку, и все это росло как снежный ком. А «долги» тех, кто не оставил потомства, навешивали на кого-нибудь более-менее близкого.

Кроме этого, Мазары добился расширения административных и судебных полномочий: якутские князья сами стали участвовать в сборе ясака, стали на местах судить так называемые «малые дела» об угоне и краже скота — раньше их рассматривали русские суды, вплоть до воеводского, на которые надо было являться в Якутский острог, что было, разумеется, очень накладно.

«Встроиться в систему»

— Тут еще надо заметить, что царские указы были именными – как говорится, по его душу. И если до поездки в Москву Мазары и его спутники стояли только во главе своих родов, то после возглавили уже более широкие улусные объединения. От Мазары, например, зависели и отдаленные территориально вилюйские якуты. Даже тунгусы, приезжая по делам в Якутский острог, перво-наперво заезжали к нему, а он, получается, играл роль посредника, то есть пользовался их полным доверием.

Подытожим: в результате диалога с властью лидеры якутского народа вернули ранее утраченные полномочия, во всяком случае – значительную часть административно-судебных полномочий точно. Говоря другими словами, вертикаль власти восстановилась и начала встраиваться в систему регионального управления Российского государства. Воеводы, прежде чем принять какое-то решение, должны были учитывать мнение якутских князей. Так что суверенитет, о котором мы много говорим, тогда и зарождался.

P.S. Для желающих ознакомиться с монографией скажем, что она должна быть в библиотеках, а желающих приобрести информируем, что издана она тиражом 500 экземпляров на средства Администрации Хангаласского улуса.