Главный художник Русского театра Якутии Николай Попов рассказал о своей работе и о жизни

В преддверии Дня работника культуры и Международного дня театра в Национальном художественном музее открылась выставка народного художника Якутии, главного художника Русского академического театра, заслуженного деятеля искусств РФ и РС(Я) Николая Николаевича Попова. Там мы с ним и поговорили.

Отец и сын

— Родом я из Ситтинского наслега Кобяйского района. Одна из нескольких улиц нашего села названа в честь моего отца – ветерана Великой Отечественной, участника штурма Кёнигсберга. Вернувшись после Победы, он стал бригадиром и поднимал колхоз. А мама наша умерла в 1950-м, и он остался с семью детьми на руках.

Помню его в солдатской гимнастерке – он ее долго носил, и когда в Русском театре Валерий Яковлевич Келле-Пелле ставил спектакль «Иван и Мадонна», а исполнитель главной роли, фронтовик, народный артист России Валентин Дмитриевич Антонов сказал мне, что видит своего героя в гимнастерке, я с ним согласился. Конечно, так уже давно никто не ходил — действие спектакля происходило в 1980-е годы, но у искусства своя правда — то поколение навсегда осталось солдатами, хотя про войну от них нечасто можно было услышать. У отца был орден Красной Звезды и медали «За отвагу», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией», однако о том, что ему довелось там пережить, он не рассказывал никогда.

Да у него и времени на разговоры не было – всегда в работе, всегда чем-то занят: кому-то ружье чинит, что-то мастерит, строгает… Сруб дома в одиночку мог поставить.

В память о нем и односельчанах по моему проекту на родине установили мемориальный памятник. Из нашего наслега ушли на фронт 114 мужчин, вернулись лишь немногие. С этой памятью мы жили, с этой памятью росли.

Я согласен с тем, что воспоминания детства питают человека всю жизнь. И первый свой спектакль я увидел в родном наслеге – это были отрывки из олонхо в исполнении нашей поселковой самодеятельности. Может, так они участвовали в отборе на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве 1957 года? Но тогда я не думал, как и что, а просто смотрел во все глаза на копья и щиты в руках богатырей, на «доспехи» Юрюнг Уолана из картона, раскрашенные серебряной краской…

Стать художником я тогда и не помышлял, хотя все поля в моих школьных тетрадях были изрисованы, а о том, что есть такая профессия, узнал от своего зятя Артема Васильевича Аргунова, в доме которого впервые увидел книги об изобразительном искусстве.

Мелодии белой ночи

— После Ситтинской четырехклассной школы я учился в Кобяе, Хатырыке и Намской средней школе, где мне дали такую подготовку, которая позволила выдержать серьезный конкурс при поступлении на художественно-графический факультет Ленинградского пединститута имени Герцена. Экзамен по рисунку принимал наш первый профессиональный театральный художник Георгий Михайлович Туралысов.

Учиться в Ленинграде – небывалая удача для будущего художника. Сам город-музей тебя учит. Мы обошли там все дворцы, церкви, про Эрмитаж и говорить нечего, а вот дорогу в театр для меня открыла моя будущая жена Зинаида Николаевна, ученица первой якутской балерины Аксении Васильевны Посельской. Зина училась на педагога-балетмейстера в Институте культуры имени Н.К.Крупской, и с ней я начал ходить на балет и драматические спектакли.

Окончив учебу, начал работать в Намском педагогическом училище, где среди моих учеников были Артур Васильев, Елизавета Третьякова, Алексей Евстафьев, скульптор-керамист Мария Гуляева-Туойа и другие.

А в 1976 году моя супруга Зинаида Николаевна получила направление в Якутское республиканское культпросветучилище, где ее ждала Аксения Васильевна, заведовавшая хореографическим отделением. Так мы переехали в Якутск.

В поисках работы я зашел тогда в Русский театр, где главным художником был Анатолий Шапиро, окончивший институт Герцена чуть раньше меня.  Отработав три года, он как раз собирался возвращаться в Ленинград, и я оглянуться не успел, как уже работал над спектаклем «Кот в сапогах» по сказке Гейнца Калау. Ставил его Альберт Натанович Дененберг – первый из более чем 50-ти режиссеров, с кем мне довелось работать.

Страха не было: заканчивая институт, дипломную я защитил по поэме Платона Ойунского «Красный шаман», а это театральный образ. Работая над графическими листами в технике линогравюры, я прочел всего Ойунского.

«Незаменимый»

— Перед тем, как приступить к работе над спектаклем, надо много читать, чтобы проникнуться духом времени.

С 1976 года, когда я стал главным художником Русского театра, я поставил более 120 спектаклей. Но особое место занимает сотрудничество с Валерием Яковлевичем Келле-Пелле. Его отец, латыш, был среди тех, кто развивал в Якутии потребкооперацию – слышали ведь про «Холбос»?

А сын, в юности прославившись в родном городе как футболист, стал режиссером, учеником Андрея Гончарова. Валерий Яковлевич был в полном смысле слова представителем русской театральной школы, но чувствовалось в нем и якутское, унаследованное от матери, хотя язык он знал не очень хорошо, однако под настроение, взяв гитару, мог спеть по-якутски.

Привел его к нам замминистра культуры Василий Афанасьевич Босиков — незаменимый не только для всех семи министров, с которыми работал, но и для культурной жизни республики в целом. Он курировал театры, возглавлял выставочный комитет, ведал кадрами и знал наперечет всех, начиная со студентов консерваторий, художественных и театральных вузов. Именно Босиков и вернул из Златоуста на родину Валерия Яковлевича, поставившего здесь самые масштабные и социально значимые постановки в истории Русского театра. 12 лет нашего с ним сотрудничества – это для меня целая эпоха.

«Билетов не достать»

— Хотя испытаний тоже хватало, начиная с пожара в декабре 1983 года, когда уцелела лишь небольшая часть декораций, хранившаяся в неотапливаемой подсобке, плюс какое-то количество опаленных, залитых водой и пропахших гарью костюмов. Во временное пользование нам предоставили актовый зал «Якутгражданпроекта», который я сам переоборудовал под сцену. Там мы не только восстановили 12 спектаклей, но и выпускали новые постановки – восемь в год, в соответствии с планом.

Билетов на них было не достать – как не достать их было во время наших гастролей в Минске, Бобруйске, Усть-Каменогорске. Я поехал туда за два месяца и занимался не только декорациями, но и афишами – сейчас их печатают, я же тогда писал их вручную и разносил по рекламным точкам города, а на подхвате у меня был сын Коля. Даже спать приходилось урывками, но когда наши прибыли в Минск, зал Дома офицеров на 1200 человек каждый вечер был полон, а играли «Ивана и Мадонну» по пьесе белорусского драматурга Анатолия Кудрявцева. В войну в Белоруссии погиб каждый четвертый, а у нас на сцену в образе фронтовика Климова выходил на сцену фронтовик Антонов, и то, как тепло приняли наш спектакль, я помню до сих пор.

…Русский театр много раз обращался к военной теме – и в советское время, и после. Во время работы над макетом спектакля «Потомок» по пьесе Владимира Жеребцова, где парень из нашего времени попал в 1942 год, создать метафору мне помогло изъеденное муравьями полено, с которого я потом и делал руины домов, выкрасив их в цвет расплавленного свинца, смешанного с кровью.

И первая моя работа с Театром оперы и балета тоже была о войне – опера Захара Степанова «Колыбельная». Прототип главной героини — Февронья Малгина, получившая похоронки на пятерых сыновей…

«Все взаимосвязано»

— В ГТОиБ я по совместительству проработал четыре года. В жизни все каким-то образом взаимосвязано – супруга моя Зинаида Николаевна 12 лет заведовала хореографическим отделением Якутского культпросветучилища, создала в Саха гимназии детский образцовый танцевальный ансамбль «Айылгы», и вот я на каком-то этапе начал оформлять балеты. Первым балетом была «Абакаяда» по либретто Суоруна Омоллоона в постановке Анатолия Попова. Для оформления сцены там нужны были пейзажи — и я стал их писать.

Так-то по привычке художника я всю жизнь хожу с карандашом и блокнотом. Зарисовывал, к примеру, Василия Афанасьевича Босикова, выступавшего с докладом, Валерия Яковлевича Келле-Пелле на репетиции… Со временем некоторые наброски и выросли до полноценных портретов или пейзажей.

Жить в Якутии и не писать природу невозможно – вся палитра красок перед глазами. Срединный мир в «Нюргуне Боотуре», поставленном Прокопием Дмитриевичем Неустроевым – это виды Лены, Соттинцев, Чочур-Мырана, Ытык-Хайа. И конечно, мои детские воспоминания об олонхо в исполнении моих земляков. Во время работы над этим спектаклем не нужно было считать каждую копейку, что в нашем деле бывает нечасто: костюмы шились с использованием меха лисы, песца, росомахи, к работе мы привлекали народных мастериц и мастеров – для изготовления украшений, доспехов и оружия. А еще я заказал экран, на котором зрители наконец-то смогли увидеть путешествия Нюргуна Боотура между тремя мирами.

«В гуще людей»

— В свое время во время работы над спектаклем «А поутру они проснулись…» мы с Валерием Яковлевичем использовали игру театрального света: заведующий осветительским цехом Николай Чижов творил настоящие чудеса, сидя в самой невыгодной позиции – под сценой, чуть ли не вслепую.

Разумеется, когда мне довелось принять участие в планировании нового здания Русского театра, я отвел для художника по свету место наверху. Мы установили новые прожекторы, систему дистанционного управления пульта, коробку сцены выкрасили в черный цвет, и в таких условиях свет заиграл по-новому.

Переоборудовали и сцену, увеличили количество гримерок, расширили производственные мастерские. Кстати, световое оборудование Василий Афанасьевич Босиков заказал в Узбекистане, занавес – в Москве, кресла – в Ленинграде, люстры — в Армении. Но тут развалилась страна, и заказ доводили до ума уже частники. То, как я доставлял этот груз из Еревана в Якутск – отдельная эпопея.

Но в любом случае театральный художник не может ограничиваться работой в мастерской, жизнь его проходит в гуще людей.

Когда в 1999 году нашему театру было присвоено имя Александра Сергеевича Пушкина, решено было разбить рядом сквер с бюстом поэта. Сроки были сжатые, но эскиз сквера я успел сделать. Получилось и договориться со скульптором Юрием Ореховым – правой рукой Зураба Церетели: он за неделю отлил нам копию своей работы, оригинал которой стоит в Париже. Привезли мы его с сыном 4 июня, 5-го он был установлен на уникальный постамент из цельного куска габбродиарита, заказанного в Нерюнгри – другого такого в Якутске просто нет, а 6-го, в день 200-летия Пушкина, состоялось открытие.

«Новые встречи, новые открытия»

— Умение быстро работать помогло и при создании эскизов государственных наград – ордена «Полярная Звезда» и знака «Почетный гражданин Республики Саха «Якутия». В наградном отделе работала тогда Ксения Илларионовна Андреева, которую я часто видел на наших спектаклях. Она и предложила поручить эту работу мне.

Я благодарен судьбе, которая 47 лет назад привела меня в Русский театр, ставший мне по-настоящему родным. Благодарен, что она сводила меня с людьми, преданными своему делу, – Александром Ивановичем Ломако, Иваном Ивановичем Подойницыным, Валентином Дмитриевичем Антоновым, Валерием Яковлевичем Келле-Пелле, Георгием Юлиановичем Нестером, нынешним директором Александром Александровичем Лобановым, труппой и коллективом нашего театра.

Благодарен за новые встречи, новые открытия. Наш зять Хё Юль, которого мы зовем Юрой, несколько раз устраивал нам поездки на свою родину, в Южную Корею, где я познакомился с мастерами, делающими традиционные маски. Мой интерес к ним давний – в Переславле мы с детьми когда-то посетили музей масок. Но и наши предки их делали! Находки археологов это доказывают. Сейчас я и сам пробую свои силы в изготовлении масок. На моей выставке в Национальном художественном музее, которая продлится до середины апреля, они выставлены – вместе с пейзажами, портретами, сценографией, деталями костюмов, программками и книгами, которые я иллюстрировал.

Эта выставка «выросла» из выставки «Посвящение», экспонировавшейся в нашем театре в ноябре 2023 года. Для художника большая честь – выставляться в главном музее республики. Осознание того, что зритель видит твои работы там, куда привозят полотна из Третьяковской галереи, Русского музея, где на стенах висят произведения наших классиков, — оно окрыляет, и хочется заниматься творчеством дальше.