Фельдшер «Боб»: «Мама, если что со мной случится, не плачь»

В первый раз весь Якутск услышал это имя – Владимир Диодоров-Лаверентьев, когда он с другом Володей Ершовым вытащил в холодный апрельский день из ледяной воды троих мальчишек.

«Мама, всё в порядке»

– Нас в тот день знакомые завалили Вовиными фотографиями, – рассказывает его мама Светлана Диодорова-Лаврентьева. – Мы с мужем всполошились, я бросилась названивать Вове, а его телефон молчит. Натерпелась страху, пока он не ответил: «Мама, все в порядке. Мы тут в кафе греемся».

Но настоящий ужас от долгого отсутствия связи и невозможности услышать голос своего ребенка я впервые испытала летом 2021 года, когда по всей Якутии горела тайга. Вова в числе добровольцев отправился сначала тушить пожары в нашей родной Чурапче, а потом – в Усть-Мае. Как я боялась за него! А он говорил: «Лес кричит, мама. Звери плачут», – они же мимо них пробегали, пытаясь спастись…

Он не мог стоять в стороне от чужой беды. Потому и медиком стал. Сначала, правда, всерьез думал о работе в правоохранительных органах, даже учиться начал, но после второго курса бросил: «Не мое». «А кем ты хочешь стать?» – спросила я его и ахнула, когда он сказал, что пойдет в медицину. Моя мама Евдокия Гермогеновна всю жизнь проработала медсестрой и говорила: «Куда угодно идите работать, только не в больницу!» А я за ней в детстве ходила хвостиком и своими глазами видела, какая нелегкая эта работа, видела, что медик сам себе не принадлежит. Кто такой судьбы своему ребенку захочет? Но Вова, как выяснилось, уже все решил и даже записался на курсы в Республиканской больнице №2, чтобы стать медбратом.

«Научись отпускать»

– Одновременно он принял еще одно очень важное решение – съехал от нас. Снял квартиру и перевез туда свою будущую жену Иванну. И той же зимой у них родился сын.

На следующее лето он поступил в медколледж. Учился, работая в неотложной кардиологии. Однажды возвращается с дежурства – еле ноги передвигает. Я – к нему: «Что случилось?» Он ответил не сразу: «Кто-то сегодня без мамы остался. Не спасли мы ее». Обняла его, успокоила. Но потом все же сказала: «Как дальше работать собираешься? Ты так долго не выдержишь. Научись отпускать».

Я тогда в душе радовалась, что он и работает, и учится, и что женился, и что сын подрастает – это же законная отсрочка от армии.

А у нас, нашей семьи, такое горе с ней связано… Любимый внук нашего дедушки Петя Лаврентьев в 1994 году погиб в Чечне. Он для него был светом в окошке: Петя, городской мальчик, даже перебрался к нему в Тёлёй, одну зиму в совхозе проработал. Потом в армию ушел.

Когда пришла та телеграмма – о гибели солдат телеграммами сообщали – бедный дедушка слезами залился. Сидел перед печкой и плакал. Потом они с моим отцом в город поехали, в военкомат. Думали, Петю уже привезли. Вернулись ни с чем. Потом снова поехали. Два месяца туда-обратно, туда-обратно, а мне казалось, что они проездили так всю эту беспросветно черную зиму…

После такого я мысли не допускала, что Вова пойдет служить. Отсрочка есть? Есть. Но он решил иначе. Сначала была учебка в Чите, потом – Таманская дивизия.

«Расскажи мне…»

– Но на СВО он ушел добровольцем как медик. С 2023 года – фельдшер роты. Мы постоянно были на связи, когда это было возможно, когда же нет – все для меня переставало существовать. Я жила только одним – ожиданием, когда в трубке раздастся его голос: «Мама…»

Однажды Вова 64 дня не выходил на связь – с середины декабря 2024 года до 18 февраля 2025-го они были в окружении. Вышли оттуда с пленным. Тот был ранен, и Вова спас ему жизнь. «Так и надо, сыночек. В любой ситуации надо оставаться человеком», – сказала я ему тогда.

Мы с ним всегда делились самым сокровенным. С самого его детства любили посекретничать за чаем. Это было наше с ним время. Только наше.

А с папой он на охоту ходил. Муж стал его брать с собой, когда ему исполнилось десять. Потом Вова говорил, что там все эти навыки пригодились.

Я все время просила его: «Расскажи мне…» – чтобы он не держал в себе то, что способно свести с ума. И он рассказывал: «Людей в пакеты собираю. От взрывной волны глаза из орбит вылетают, я их обратно в глазницы вставляю, пока они теплые…»

О Мааппе своей рассказывал – так он назвал мотоцикл, который ему подарили зять Изот и брат Семен: «Мааппа тоже ранение получила – я колесом на мину наехал, еле успел соскочить». А вскоре: «Мааппа снова в строю – удалось починить». Она у него вся была увешана оберегами, и он перечислял, из каких передряг им удавалось выскочить невредимыми. Сейчас папа наш все свободное время эти обереги плетет – Вове же с Мааппой они помогали.

«Нам так нужна поддержка»

– Сын был очень доволен, что мы не сидим сложа руки. Говорил: «Как хорошо, что я здесь оказался. Был бы дома – разве развернули бы вы такой волонтерский движ. А нам так нужна поддержка!».

Гуманитарку я впервые повезла туда, когда он в первый раз был ранен. Тяжелое ранение в голову. Как я плакала тогда! От радости, что жив. И от бессилия – чем я ему помогу, чем…

После этого ранения он не слышал. По ночам не спал. Тогда я и поняла: тем, кто вернулся оттуда, необходима реабилитация, серьезная помощь, в том числе – психотерапевта. Обязательно – говорящего с ними на родном языке.

Прошлым летом я выхаживала в Санкт-Петербургском госпитале земляка, у которого было обожжено больше 60% кожи – страшная картина, мышцы на виду. А сейчас он дома – благодаря высочайшему профессионализму врачей и тому, что в самые тяжелые минуты слышал родную речь. Я уверена в этом.

В каждодневной рутине мы не очень понимаем, насколько это важно, и лишь оказавшись на грани, осознаем, что родной язык в иные моменты может оказаться последней спасительной соломинкой – той, что удержит на краю, вернет к жизни.

Вова, единственный якут в своем подразделении, больше всего скучал по нашему языку. И когда к нему там прибилась собака, отводил душу в разговорах с ней. Говорил: «С Мотей (так он ее назвал) общаемся по-якутски». И радовался, что она все понимает.

«Будто заранее знал»

– Он погиб 18 апреля 2025 года, поехав за ранеными. Подорвался сразу на трех противотанковых минах в районе села Днепроэнергия. И будто заранее знал – незадолго до гибели прислал оттуда горсть земли. Земли, частью которой сам остался навеки… А здесь мы его похоронили 7 мая на Аллее Славы нового кладбища.

Я и сейчас до конца не осознала. Дочка в себя ушла. Вова же с нее всю жизнь пылинки сдувал. Помню, лежала с ней в роддоме, пикнул телефон – смс-ка от него: «Мамочка, спасибо, что подарила мне сестренку!». Двенадцать лет ему было. А Вовин сын, которому недавно пять исполнилось, до сих пор ждет папу, не понимает, почему он так долго не звонит.

Сейчас остро нужны кризисные психологи. Не только бойцов надо «вытаскивать», но и их близких, особенно детей. Ребенок, тем более маленький, не может по полочкам разложить, что он чувствует. Да, в Великую Отечественную как-то обходились без этого. Но есть существенная разница. Тогда на фронт уходили все, кто был годен и без кого могло обойтись народное хозяйство. А сейчас? «Наши папы воюют, чтобы другие папы продолжали жить хорошо». Согласитесь, это совсем другая ситуация. И как с ней справится ребенок? Поэтому в детских психотерапевтах нужда у нас не просто большая, а очень большая.

«Высшее счастье»

– Нас с мужем сейчас только работа и спасает. И помощь тем, кто защищает Родину, как Вова.

Он будто заранее готовил меня: «Мама, если со мной что случится – не плачь. У меня сын. А сколько парней погибло, не оставив после себя никого». Горько, что забуксовало принятие закона о биоматериале военнослужащих, отправляющихся на СВО. Но те, кто идут туда из нашей республики, могут сдать свой биоматериал в Медцентре.

…Свое высшее счастье в жизни мы познали благодаря ему. Многому он нас в этой жизни научил. Мы же студентами были, когда он родился, первенец наш.

В конце июня 2000 года, сдав экзамены за 2-й курс, я уехала домой, в Чурапчу, – хотела, чтобы он родился там. Но аукнулось то, что я в свое время тяжело досталась моей маме и напугала всех, пережив сразу после рождения пятиминутную остановку сердца. 20 лет спустя врачи Чурапчинской ЦРБ, ознакомившись с таким анамнезом, отправили меня санрейсом обратно в Якутск, который праздновал Ысыах Туймаады.

Боль не отпускала меня двое суток, но я забыла о ней сразу, как только услышала громкий крик своего сына. Кричал он так уверенно и басовито, что уже было понятно, каким он будет.

С малых лет Вова ничего не боялся. Садик «Туллукчаан», куда он пошел в два года, участвовал во множестве конкурсов – только успевай возить детей с одного на другой, причем исполняли они довольно-таки серьезные отрывки олонхо, и Вова в своем ладном якутском костюмчике был очень убедителен, повествуя любой аудитории – хоть большой, хоть маленькой – о битвах наших предков, о борьбе добра со злом в Срединном мире.

«Брат»

– Став постарше, увлекся спортом: папа наш – из рода Диодоровых, прославленного ныне серебряной чемпионкой Паралимпиады Анастасией Диодоровой. А Вову в бассейне «Самородок» тренер уже на втором занятии вывел из лягушатника, где плескалась его группа, в большой бассейн со словами: «Чтобы не мешал». Может, и он бы пловцом стал, если бы нашелся хороший наставник. В спорте он был силен: и в легкой атлетике, и в футболе, и в вольной борьбе с хапсагаем, а по теннису у него был разряд. До третьего класса его возил по секциям папа, дальше он стал ездить сам.

В пятом классе, никому ничего не сказав, прошел кастинг у Хатылаевых и стал у них барабанщиком. Слух у Вовы абсолютный – тут он в деда пошел, моего отца, который долгие годы был директором клуба.

С ансамблем Клавдии Филипповны и Германа Васильевича Вова и на стажировке в Японии побывал, и всю Россию объездил. Был им как родной. Даже обедал днем у них – домой-то далеко ехать. Случалось, что и ночевал. Их дети для него как братья и сестры.

Он для всех становился братом. Вовины одноклассницы на его похоронах одна за другой рассказывали, как он их защищал от обидчиков, как рюкзаки с учебниками помогал носить…

День рождения Вовы

– 24 июня – день рождения Вовы. И в честь его 25-летия, до которого он не дожил, мы открыли в Национальной библиотеке выставку «Держись, брат!»  – о медиках в зоне специальной военной операции.

Это уже пятая наша совместная с библиотекой выставка о СВО. Самая первая – «Время выбрало нас» – открылась в 2023 году ко Дню Победы. Вторая – «Живи!» – в июне того же года. «СВОи родные» – в 2024-м. В начале этого года – «ОМОН. Бизон».

Вова про них знал, присылал нам для них и фотографии, и экспонаты. А на эту, первую выставку его памяти, товарищи прислали его броник, каску и обувь, сохранившиеся на одной из баз, – у него, как мы узнали, три базы было, он работал, курсируя между ними на своей «Мааппе».

Выставлен там и трофейный украинский флаг с надписью «Окрема президентьска бригада», с которым они вышли из 64-дневного окружения. Другой трофей – тактический рюкзак противника с медицинским оснащением – жгутами, бинтами, про которые он говорил: «Смотри, мама, как хорошо их НАТО обеспечивает». А рядом – его рюкзак, его маленький плюшевый Чебурашка – он любил такие штучки, мальчишка же. И присланная им горсть земли…

Его награды начиная с медали МЧС «За спасение утопающих» и знака от Главы РС (Я) за участие в тушении пожаров. Знак Таманской дивизии, знак участника СВО и боевые медали, которые он получил уже как гвардии младший сержант с позывным «Боб». Нам говорили, что его представляли к ордену Мужества. Давно уже. Надо, наверное, запрос послать. Но лучше всех о его работе расскажут фотографии – на многие из них неподготовленному человеку страшно смотреть. А на последней, сделанной 17 апреля, за день до гибели, он улыбается – тепло и светло, как всегда улыбался. Наш мальчик. Наш любимый Вова. Наш защитник.