Дама из Дворца пионеров: Алла Закирова о театре, пионерских кострах и работе с детьми

Отличника культуры СССР Аллу Тимофеевну Закирову знают все, кто ходил во Дворец пионеров – даже если занимался в другом кружке. На неё невозможно было не обратить внимания – элегантная дама, настоящая дива в широкополой шляпе из лебяжьего пуха, со стрелками на ресницах, будто сошедшая с экрана или сцены.

Дитя войны

И никому из тех, кто провожал ее взглядом, в голову не могло прийти, что, осиротев в 1943-м – в пять лет от роду, она пережила немало, пока ее не забрал к себе вернувшийся с фронта дядя.

А отец с войны не вернулся. Его она и не помнит, маму – смутно. Детская память удержала волшебное видение: широкий луг, заросший сарданами, и красавица среди цветов. Это и была мама, зовущая спрятавшуюся в высокой траве дочку.

И другое воспоминание – горькое. Мама лежит и слабым голосом просит, чтобы к ней не подпускали дочь. Работая фельдшером, она заразилась туберкулезом и прожила после этого недолго.

Осиротевшую Альбину определили в детдом, но она сбежала оттуда, предпочтя беспризорничать, чем терпеть обиды от товарищей по несчастью. Шла война, свирепствовал голод, сирот было много. Скитания закончились, когда ее отыскал дедушка, мамин отец.

Но Але было мало крыши над головой. Она хотела учиться и постоянно у всех спрашивала, когда ее отведут в школу.
Путь туда оказался долгим – в санях с дедушкой из родной Нюрбы в Олекминск, где жил его сын, мамин брат дядя Тимофей.

Довезя внучку до нового места жительства, дедушка уехал, а она, не зная ни слова по-русски, оказалась в семье, где хозяйка была русской, да и няня и дядина дочка по-якутски тоже не знали. И в школе, о которой она так мечтала, учили, конечно, на русском. А попробуй выучить хотя бы таблицу умножения, если ты не знаешь языка!

Вскоре дядю перевели на работу в Якутск: Тимофей Григорьевич Николаев был партийным работником, а их часто перебрасывали туда, где они на данный момент были нужнее. Аля пошла в новую школу. Ух и холодной она оказалась: аж чернила замерзали, а дети сидели в пальто от звонка до звонка. Но в Якутске семья прожила недолго – в 1950 году дядю направили на учебу в Москву, в Высшую партийную школу.

Москва златоглавая

Москва поразила своей… тишиной. Даже крохотный по сравнению с ней Якутск был куда более шумным – лаяли собаки, мычали коровы, хрюкали свиньи, да и горожане отличались говорливостью и голосистостью: сдержанность – для столиц, а мы люди простые.

…Она до сих пор помнит московский адрес: 2-я Мещанская, 89. Через несколько лет, будучи участницей вошедшей в историю Декады якутской литературы и искусства, Аля душой будет рваться туда, на Мещанскую, чтобы проведать «своих» – кто сейчас так называет соседей! А тогда были другие времена.

В 245-й школе для девочек её тоже приняли хорошо, но вскоре перевели в 261-ю – школу для детей-переростков. Ну так ведь она и начала учиться только в десять лет. Характеристику, которую ей дала учительница Евдокия Евлампиевна, Аля запомнила на всю жизнь: «Девочка-переросток, живёт у родственников, родители погибли во время войны. Старательная. Учится посредственно». Конечно, раннее сиротство, голод военных лет и годы беспризорничества сказались на учебе.

А она мечтала стать певицей. Стоило остаться одной дома – начинала подпевать радио, по которому тогда часто передавали концерты и арии, а больше всего ей нравились Лидия Русланова и Ляля Черная, и Аля упоенно исполняла то «Валенки», то «Эх, раз, да ещё раз…»

Но Москва запомнилась не только этим: на одной из майских демонстраций она увидела Сталина. Дяде в ВПШ дали два билета на почетную трибуну, но они с тетей Раей почему-то не пошли, отправив вместо себя дочку и Алю: может, решили – пусть лучше девочки идут, когда им ещё доведётся увидеть первых лиц государства так близко.

И вот, сидя на этой трибуне с сестрой, Аля повернула голову – а там Сталин, и к нему через всю площадь идёт девочка с букетом… Она тогда и думать не думала, что скоро его не станет и в школе все будут плакать и закрывать зеркала.

«Жаворонок»

По возвращении в Якутск Аля попала с корабля на бал: в 26-й школе, куда ее определили, шла подготовка к смотру художественной самодеятельности.

Директор Елизавета Юльевна Келле-Пелле решила сразу приставить столичную девочку к делу, спросив для начала: «Что ты умеешь делать?» «Вообще ничего», – растерялась Аля. Но Елизавета Юльевна, не удовлетворившись таким ответом, тут же вызвала музыкального руководителя: «Поработайте с ней». В итоге Аля пела на смотре «Жаворонка» Глинки. Потом без нее, само собой, ни один концерт не обходился.

А когда она начала учиться в Мархинской школе (дядю назначили в Марху организовывать колхоз «Якутский»), ее сразу же ввели в состав агитбригады, и начались выступления у сенокосчиков, на полевых станах.

Тогда же произошло ещё одно событие – записав с ней песню «Родина», ее начали крутить на радио, и из всех репродукторов лился Алин голос: «Вижу чудное приволье…» Было это в шестом классе, а после окончания семилетки она подала документы в Якутское музыкальное училище. Мечтой ее было вокальное отделение, но набора в том году не было, пришлось идти на дирижерское, где она отучилась один курс, а потом, узнав о конкурсе в Якутский театр, ушла туда.

Подруга Туйаарымы Куо

В театре вовсю готовились к Декаде якутской литературы и искусства в Москве. Алино умение читать партитуры пришлось здесь как нельзя кстати, как и умение играть на хомусе:

– Даже не помню, кто меня научил. Но помню я себя всегда с хомусом в руках.

Там Аля подружилась с тогда народным артистом ЯАССР Дмитрием Федоровичем Ходуловым, с которым они начали учить друг друга: он ее – совершенно позабытому якутскому, она его – русскому, что было наиважнейшей задачей, так как он должен был декламировать в Москве со сцены программное стихотворение Маяковского «Да будь я и негром преклонных годов…» – разумеется, на языке оригинала.

– Казалось бы, всего четыре класса образования у человека, но какой это был талантище! Сейчас таких нет. Голос у Дмитрия Федоровича был неповторимый – хотелось слушать его и слушать.

А само участие в декаде, где она выходила на сцену среди подруг Туйаарымы Куо в опере-олонхо «Нюргун Боотур», запомнилось дрожью в коленках перед выходом.

– Но главным впечатлением была, конечно, сама опера. Какие голоса были у наших артистов! Сейчас поют по-другому. По-оперному поют, а тогда пели ближе к фольклору, и какое наслаждение было их слушать…

Нынешний спектакль я смотрела, и это ярко, зрелищно, всем, кто ещё не смотрел, советую сходить. Но тот состав, то исполнение – в прямом смысле слова легенда. Легенда, которая творилась на моих глазах. Кроме олонхо, очень хорошо прошла оратория Гранта Григоряна, а выступлений было так много, что к своим, на Мещанскую, я так и не выбралась, хотя очень хотела…

«Ветер в лицо»

После этого Галина Михайловна Кривошапко предложила Але петь в ее хоре. Она и пела, пока не стали говорить: «Учиться надо». Она и сама понимала – надо, поэтому поступила на этот раз в культпросветучилище на режиссерское отделение.

Занятия длились с восьми утра до 11-ти вечера. Особенно много времени занимало изготовление макетов будущих спектаклей, где все нужно было воплотить в миниатюре – от декораций и реквизита до героев, причем у крошечных кукол прически должны были быть волосок к волоску, камзолы и кринолины – хоть сейчас на бал, а у дам, как водится, еще веера, колье, браслеты. На одну такую куколку уходило часов пять, не меньше.

Но не одной учебой они жили: вечера вальсов в культпросвете гремели на весь город, и на них приходили мальчики из университета.

– До сих пор с замиранием сердца прохожу мимо нашего училища, мимо окон зала, где мы танцевали. Слава богу, оно цело.
Это было время, когда мы на пятитонках – пятитонных грузовиках – выезжали в заречные колхозы и на сенокос, и на выступления. Едешь в открытом кузове, и ветер в лицо! Особенно запомнился ысыах в Чурапче, где мы и в концертах участвовали, и в соревнованиях, продолжая при этом работать. А что? Другой жизни мы себе и не представляли.

Когда Аля закончила училище, Галина Михайловна Кривошапко и Феврония Алексеевна Баишева звали ее обратно в хор, но она не пошла: в одну и ту же реку дважды не входят.

Дворец пионеров – навсегда

Она уже нашла свое призвание, начав с 1958 года работать в пионерских лагерях – «Металлург», «Геолог», «Дружба». А зимой – работа вожатой в школе. «Зарницы», лыжные соревнования на Зелёном лугу. Ни о чем другом она и не помышляла, пока в один прекрасный день директор Дворца пионеров Фаина Иннокентьевна Авдеева при встрече не спросила: «Аля, чем занимаешься?»

«В 25-й школе старшей пионервожатой работаю», – ответила она. А Фаине Иннокентьевне как раз и был нужен такой работник, и с 1961 года Альбина стала работать там, начав с должности методиста по октябрятской работе. Летом выезжала культмассовиком в лагеря, без которых уже не мыслила себе жизни. Пионерские костры она бы не променяла ни на какой курорт. И так было до тех пор, пока не подвело здоровье.

О работе культмассовиком и пионервожатой надо было забыть. Но как уйти из Дворца пионеров? Однако он не отпустил ее от себя. Кто-то вдруг вспомнил: «Ты же играешь на хомусе? Ну вот. Будешь учить этому».

20-я, 7-я и 14-я школы, где она работала, становились филиалами Дворца, а ее детей знали не только в республике, но и за ее пределами. В 1985 году созданный ею ансамбль «Сардана» участвовал в открытии Московского фестиваля молодежи и студентов вместе с легендарными ансамблями «Эргырон» и «Мэнго», а когда по союзному телевидению показывали церемонию, первыми вышли девочки Аллы Тимофеевны.

Поездок было много – и ближних, и дальних, и в «Орленок», и в «Океан», и на БАМ, и в Тикси – к пограничникам. Везде их принимали на «ура». Про Якутск и говорить нечего.

– Недавно встретила своих знакомых артистов, с которыми мы часто выступали. Они мне говорят: «Вас что-то не видать. Вы же всегда с нами были». А я им: «Хотите, чтобы я до 90 лет с хомусом на сцену выходила?»

«Все начинается с первого класса»

Впрочем, до девяноста ещё жить да жить. Но сердце плачет, когда по телевизору показывают то, что она, дитя войны, потерявшая отца на фронте, никогда не хотела бы видеть.

– Во что Запад превратил Украину – это же уму непостижимо. Мы должны научить своих детей противостоять этому. Если мы их не научим, кто научит? Да, это сложно. Но нужно объяснять им все происходящее, чтобы они росли с пониманием. А для этого придется показывать им, как с нами воюют.

Надо вернуть в школу начальную военную подготовку. Вернуть пионеров – даже если они будут называться по-другому, и обязательно – октябрят: малышей нужно организовывать в первую очередь. В школе все начинается с первого класса. Как научишь ребенка читать, так он потом и будет читать, ведь так же? Почему вы думаете, что с воспитанием по-другому?

С детьми сейчас работать тяжелее. Поэтому классный руководитель должен быть освобожденным, чтобы он мог заниматься только воспитанием. Когда ему этим заниматься, если у него уроки с утра до вечера, а по ночам – проверка тетрадей?

Причем воспитывать сейчас надо не только детей, но и родителей, особенно если они молодые и думают: запихнул ребенка в школу – полдня свободен. Впрочем, таких немного, большинство занято – но не воспитанием своих детей, а зарабатыванием денег. Конечно, без денег не проживёшь. А ребенок пусть подождёт? Нет, так не пойдет.

Поэтому хорошо бы каким-то образом снижать рабочую нагрузку у тех родителей, у кого дети в первом классе, когда закладываются основы основ. Ребенок – это, прежде всего, ответственность за него и перед ним.

Только от нас, взрослых, зависит, какими они вырастут – готовыми к испытаниям или нет. Ценящими то, что дорого каждому разумному человеку – свой дом, близких, Родину – или законченными эгоистами. Знающими, кто они и откуда, или же не помнящими родства.