Андрей Геласимов — о магическом реализме северной земли, страшной мести московским режиссёрам и «большой игре» вокруг Арктики

Уже полторы недели мы живём на особом положении – столицы Тотального диктанта. А случилось это с лёгкой руки автора Тотального диктанта 2020 года Андрея Геласимова, который первый предложил рассмотреть на эту роль кандидатуру Якутска.

О формировании человека

– Как-то здорово получилось, что и город откликнулся, и республика. Молодцы все!

Я безмерно счастлив, что это произошло. Для меня лично это крайне важно, потому что я прожил здесь четверть века, здесь закончил Якутский государственный университет и в нём же преподавал 10 лет на факультете иностранных языков. Не думаю, что без Якутского университета был бы писатель Геласимов. Это невозможно.

Хочу сказать спасибо своей альма-матер за всё, что я получил, а получил я очень много – не просто диплом об образовании, а огромную поддержку республики, города. Это выражалось во всём – в научной работе, практической жизни.

Когда я заочно учился на режиссёрском факультете ГИТИСа, Якутский университет оплачивал мне командировки, суточные, зарплата шла как преподавателю.

Впоследствии, когда я писал диссертацию, профессор Бурцев, профессор Гоголев в Академии наук выбили мне грант, и для меня, ассистента кафедры английской филологии с тремя детьми, небогатого человека, это было большое подспорье. Я в какой-то степени сейчас отдаю долги, что каждый из нас должен делать, каждый должен помнить, откуда он вышел.

Я всегда испытываю волнение, когда самолет заходит на посадку над рекой, и это волнение радостное. Я привык к нему. Помните, был 95-й рейс? 95-й, 92-й. Из Домодедова. Подходишь на регистрацию, и вокруг сразу родные лица, якутская речь. А в самолете обязательно играли песню «Надежда», сейчас почему-то нет такого, а тогда: «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…» А я три месяца дома не был, и это «снова между нами города, взлетные огни аэродрома» – это всё про меня.

И вот самолёт заходит на посадку над Леной, пять утра, мои зайки спят в своих кроватках, и я представляю, как зайду, и они из этих кроваток выглянут… Это самые сильные ощущения моей жизни. Я позавчера приземлялся, и снова моим детям было по три года. А им по тридцать сейчас – их нельзя подержать на руках, они не разрешают себя обнимать, нельзя их шеньгать за щеки. У меня уже трое внуков, но это их игрушки, их мягкие игрушки, не мои.

Не понимаю, когда писатели говорят про свои книги: «Это же мои дети». Не надо! Мои дети в кроватках, и я к ним лечу.

Когда захожу в дом, где мы жили, я слышу их шаги по лестнице, и меня трясти начинает от волнения – такие эмоции не забываются, они формируют человека.

Я всё время хочу прилететь в Якутск и обнять своих трёхлетних детей.

О «Жажде»

– Когда я читаю лекции в Колумбийском университете, Сор-боннском, Техасском, я всегда держу в голове, что рассказываю им о «Жажде», написанной в Якутске, родившейся из разговоров с моими земляками. Я её прожил здесь, весь материал – мотив моих отношений с теми людьми, которые оказались в страшном котле смерти в Грозном в 1996 году.

После того, как эта книга вышла в Москве, мне написала из Франции женщина, что перевела «Жажду». Друзья привезли из России книгу, она ей понравилась, и вот Жоэль – её зовут Жоэль Дюбланше – спрашивает, можно ли показать этот перевод парижским издателям. А издатели – это Actes Sud, второе издательство Франции после знаменитого «Галлимара». Actes Sud известны во всем мире тем, что именно они открыли Стига Ларссона. Его «Девушка с татуировкой дракона» вышла сначала у них, а потом уже на родине автора.

Им Жоэль и принесла «Жажду». А до этого она перевела для них «Анну Каренину», они ей доверяли. Перевод сразу купили, и уже через полгода на Парижском книжном салоне «Жажда» получила главный приз как самая популярная русская книга.

А я на французской обложке «Жажды» с огромным удивлением увидел человека с якутским лицом, хотя там нигде не написано о его национальности.

Художник ничего обо мне не знал, не знал, что я долго жил в Якутске, он не мог даже заглянуть в Википедию, меня не было в Википедии, я был неизвестен. Но приезжаю, смотрю – опа, якут. С этим парнем на обложке они продали очень много экземпляров, я в списки бестселлеров попадал не раз. Это совпадение говорит о наших мистических якутских делах.

О «Холоде»

– Якутск – это мой город, я очень хорошо его знаю.

Танк возле 21-й школы на Хабарова стоит? Я в детстве много времени провёл там. Это танк, о который разбивались сердца. Первая любовь, дамба. Ещё 202-го микрорайона не было. И когда я взялся за «Холод», там главный герой эту тридцатьчетверку вспоминает. Воспоминания свои я ему отдал, «прописал» на улице Губина, по которой сам ходил в школу.

В этот свой приезд я уже прогулялся по ней. Иду – машина сигналит, и выглядывает из нее мой друг детства: «Андрюха, ты че здесь? Старыми тропами ходишь?» Я говорю: «Конечно. Старый кот дороги знает».

Поэтому эти топонимические детали для меня крайне важны. Но вот что касается главного персонажа, много ли в нём от меня…

До этой книги критики говорили, что у Геласимова слишком много героев: Костя из «Жажды», японец из «Степных богов», хотя он враг. Нет на свете столько хороших людей, говорили они. И я подумал: хотите плохого? Нате! Получайте моего Филю. А чтобы дать ему шанс хоть что-то понять в этой жизни, про то, какой он дурной человек, я поместил его в такое чистилище, такое место, где с него соскакивает всякая шелуха, и это, конечно, оказался Якутск с его минус сорока. А я специально его раздел, не дал ему тёплой обуви, шапки и сказал ему: «Езжай туда, может, поймёшь что-нибудь». И он понял.

Но я намеренно сделал его отрицательным персонажем, соединив в нем черты нескольких гламурных московских режиссёров. Я очень хорошо знаю театральный мир, знаю закулисье, их бэкстейдж, знаю, что происходит в гримерках, как режиссёры к ним относятся.

О театре

– Джаник Файзиев сказал как-то: «Актёры – это реквизит. Как ваза в кадре». И вот эту фразу, это отношение режиссёра к искусству, к человеку, я всё Филе и отдал.
Я из театра потому и ушёл, что не хотел стать таким.

Учился я в театре Анатолия Васильева – в 1990-е годы он был лучшим режиссёром Европы, его пригласили в «Комеди Франсез» – таких прецедентов 300 лет не было. Я увидел театр такого уровня, на такой высоте, что мне больше не надо. Чудо закончилось, а то место, где чуда нет, мне не интересно. Всё, что я видел потом, было не просто хуже: то пол персонажа поменяют, то классику перепишут, то у них голые люди по сцене ходят, сексом занимаются. Я устал от этого. И мой Филя – это такая страшная месть.

Когда в Париже вышел «Холод», месяца через полтора мне позвонили из Института Франции в Москве и сказали, что приехала Фанни Ардан: «Визит неофициальный, но она очень хочет с вами встретиться». Я пришёл в гостиницу «Метрополь», мы без свидетелей посидели в кафе, и она – великая актриса, икона – час мне говорила, как я хорошо написал «Холод».

А когда «Холод» вышел на Амазоне, самой популярной англоязычной площадке, которая сейчас не только издает книги, но и производит фильмы и получает «Оскары», он весь первый месяц продаж – декабрь 2016 года – стоял в топе, оставив позади Роулинг и Стивена Кинга. Количество скачиваний зашкаливало. Это была победа.

Правда, права на экранизацию были переданы в компанию, которая потом перестала существовать. Но это ведь права на русский язык. Если «Холод» перевести на якутский и экранизировать, мы обходим эту юридическую проблему. Я буду счастлив, если это будет именно якутский фильм. Мы поедем и «Оскар» хапнем, поверьте.

О якутском кино

– Феномен якутского кино состоит не только в эстетическом прорыве для мирового кино, но и в самой системе, финансовой в том числе – якутский кинематограф самоокупаем, он реально приносит деньги своим создателям.

В Москве такой ситуации нет. Московский кинематограф весь сидит на дотациях и ждёт помощи от Министерства культуры, комитета по кинематографии, и все эти деньги невозвратные. В русском кино кинематографисты зарабатывают с производства, а не с проката. Вот Голливуд работает с проката. Якутский кинематограф пошёл по пути Голливуда. Вложив свои небольшие деньги – миллиона два-три, получают четыре-пять, на них живут и снимают следующее кино. Простая схема.

И зрителю нравится это кино, зрителю важно, что с экрана говорят о его проблемах, о проблемах именно этого региона, этого народа, говорят на его языке – это ключевое здесь дело.

Эти очень талантливые люди, конечно же, не из воздуха возникли. Давным-давно шла мощная подготовительная работа – весь ХХ век, наработки колоссальные, традиции, прежде всего, актёрские, режиссёрские, и здесь большую роль сыграла и московская школа – готовили-то их в Щепкинском училище.

И ребята из Якутии спокойно усвоили всё это, органично интегрировали в свое национальное существование с этими космическими вещами – своей традицией, символикой.
Соединение европейской школы русского психологического театра и колоссального эпического самосознания народа в итоге дало Саха театр, а потом уже пришли кинематографисты.
Они берут оттуда артистов. Они диверсифицировались под совершенно новую и экономическую ситуацию, и эстетическую, воспользовались новыми технологиями. Этим и отличается регион – с одной стороны, он очень ценит и блюдёт традиции, с другой – открыт всему новому.

О северном характере и магическом реализме

– Не так давно у меня был интереснейший разговор с постоянным представителем РС(Я) при Президенте РФ Андреем Сандаминовичем Федотовым.

Мы готовили отчёт правительства республики, который я должен был модерировать, пили чай у него в кабинете, и он мне рассказал про своего дальнего родственника. Родственник тот занимался выпасом коней и в один из приездов Андрея Сандаминовича показал ему тетрадку, а в этой тетрадке – карта звездного неба, которую он долгие годы рисовал сам, отмечая положение звёзд в разные периоды. Он не знал их названий и дал им свои, хозяйские – это Тигр, это Олень, и создал целую философию, выведя твёрдую закономерность между движениями небесных объектов и событиями, происходящими здесь.

Вот эта характерная корреляция человека с миром, с природой и ещё творчество – потому что он создаёт свою Вселенную, он называет звезды, замечает их взаимодействие с земными происшествиями – вот это я определил для себя как северный характер.

Он совершенно лишен категории поиска успеха – человек перед лицом космоса, перед лицом гигантских открытых пространств, где даже жизнь и смерть не имеют значения. Стихия его перелопачивает, переплавляет, как в тигеле, и делает его частью себя, частью пейзажа.

Я сразу сказал Андрею Сандаминовичу: «Можно я его украду?» Он говорит: «Бери». Подарил мне персонажа.
Это будет история, наполненная мистицизмом. Мощный магический реализм северной земли.

Латиноамериканские авторы свой магический реализм продали на весь мир – Маркес, Борхес, Жоржи Амаду. Они предложили это планете, и планета это взяла. Он существует в мировом контексте, этот магический реализм. А здесь, в Якутии, его не меньше, но он пока находится в нетронутом состоянии. Золотая жила. Принесите молоточек, начните отколупывать. Вы же не в положении молодых латиноамериканских писателей, которым надо после Маркеса что-то выдумывать.

На северный характер есть запрос, это место свободно, там пока еще никто не встал. Торопитесь, занимайте этот сегмент рынка. Не спите.

И с политической точки зрения Арктика становится темой номер один из-за тех запасов, которые там открыли. В ближайшие 40-50 лет тот, кто будет контролировать Арктику, будет контролировать всю планету.

Там столкнётся много сил. Я абсолютно уверен, что вся эта обраточка с Украиной, Грузией – это ответ за наши притязания на шельф. Всё это делается для того, чтобы оттянуть силы России от Арктики. Это очень похоже на большую игру, как это называлось в XIX веке, когда Российская империя противостояла Британской империи. Сейчас она продолжается, хотя противостоят сейчас другие силы, но Россия опять в роли протагониста – или антагониста, как считают на той стороне.

О «Варяге» и капитане Гастелло

– Опасаюсь ли я того, что литература сдаёт свои позиции, культура чтения падает? Я не опасаюсь этого, я знаю, что это так. Шторм, корабли тонут. И что, выпороть море? Нам остаётся только взять под козырек: «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает…»

«Варяг» же вышел из бухты в Чемульпо с канонёрской лодкой «Кореец» против 10 линкоров японской эскадры. Линкор – плавающая крепость, а у нас – всего лишь крейсер и канонёрская лодка. Там на рейде стояли английские и французские суда, и англичане прокомментировали: «Вас утопят в первые десять минут». И я до сих пор потрясен и счастлив, что русские офицеры сказали: «Мы примем бой».

Я в этом же состоянии сейчас нахожусь. Я говорю: «Корабли выйдут из Чемульпо». Почему? Потому что они остались в веках. Как 300 спартанцев. Никто этого уже отменить не может. Как не может отменить решение капитана Гастелло, у которого закончился боезапас, и он направил свой самолёт на танковую колонну противника. Он как воин всё четко рассчитал – стоимость танковой колонны и стоимость своего самолёта. Эта эффективность прекрасна, и помнить об этом мы будем долго.

А океан не выпорешь. Жизнь идёт, меняется. Молодые пришли, им нормально, их не парит, что культура чтения падает. А мы уходящая натура. Выход вон там? О’кей. И здесь важно быть благодарным и сказать на прощанье: «Спасибо, всё было очень вкусно и очень весело».

Фото: Мария Васильева.