Фото: НХМ РС(Я).
Принимаясь за портрет Ойунского, она обратилась к его дочери Сардане Платоновне с вопросом: «Каким он был?» – и услышала в ответ: «Я не помню его лица, мне тогда было два с половиной года».
Когда портрет был готов, все изумились: Ойунский – со светлыми волосами и глазами? А потом в воспоминаниях современников обнаружилось: «чачархай» – «рыжеватые» – о цвете его волос и «саhархай» – «желтоватые» – о цвете глаз. «Вы на верном пути», – сказала тогда художнице Сардана Платоновна.
– Портрет надо писать так, чтобы потом люди задавались вопросом: «Кто он?», – говорит Александра Бочкарева-Иннокентьева. – Это сложно. Надо знать биографию своего героя, вехи его жизни.
Но бывает и вовсе удивительное.
– Как-то взяла я заказ, потому что деньги были нужны. На фотографии женщина – сидит боком возле сепаратора, кому-то что-то говорит. Другой фотокарточки, где бы хорошо было видно лицо, нет. Спрашиваю у заказчика хотя бы про цвет глаз. «Не помню, маленький был». Ну, что делать. Поставила это фото на стол в декабре, и весь январь оно у меня так и простояло. А потом в один прекрасный день – был уже февраль – я глянула и увидела ее лицо – смеющееся, развернутое ко мне. И веселые синие глаза. Я тогда быстро этот портрет написала.
Вечером сосед заглядывает: «Завтра, – говорит, – заказчик придет, а портрет готов?» «Готов, – отвечаю. – Меня не будет, сам ему передашь». Еще сказала: «Если ему понравится, пусть 500 рублей заплатит» (изначально договаривались мы о 400 рублях). И он пришел с 500 рублями и шампанским, радостный: «Увидел и вспомнил! Синие у нее глаза были, и правда синие!»
– Еще одна история, связанная с портретом. Когда писала портрет Далана, с которым дружила, он сидел и смотрел на мою картину «Якутские мастерицы».
В те времена якутскую одежду мало кто шил. И вот мне сказали, что в Павловске Мегино-Кангаласского района есть одна, по прозвищу Дьулэй Маайа. Она и правда совсем глухая была. Позировать согласилась, надела халадай желтого цвета. Рядом я изобразила ее соседку, которая тоже традиционным шитьем занималась. Далан глядел, глядел на эту картину и вдруг говорит: «У нее ведь изъян». Я думаю – что не так? Начала, помню, пальцы ее пересчитывать. А он на меня смотрит: «Глухая она?» По портрету понял.
Далан же в свое время мне сказал: «Псевдоним тебе нужен». Чего мне только не предлагали: Сахаяна, Мырылаана – а душа не лежала. И только потом появилось – «Сууралдьыма Куо». Сууралдьыма, Шура.
Мырыла, Мындагай – мои родные места. В Мындагае – трава по грудь, сарданы по грудь. Поля синих, красных, желтых цветов. Мне Афанасий Осипов говорил: «Цветы так не растут». А потом приехал, увидел – глаза во-от такие были! «Богом благословенная земля», – говорит.
…Не знаю, сколько у меня картин – не считала. Но помню, что на Байкале за месяц написала 102 этюда.
Картина «Тяга к жизни» – оттуда, с Байкала. Я к этой одинокой сосне полдня с этюдником карабкалась – и целую неделю так, раз за разом. Понять хотела, что ее питает – ливни или облака? Там же голые скалы. А рядом с ней – ее дети. Тяга к жизни, по-другому не скажешь.
Сама я поняла, что это такое, в пандемию, когда тяжело переболела. Тогда народ деньги собрал на дорогое лекарство, которое меня и спасло, и я всем благодарна.
Люди чувствуют в ней то, что куратор ее выставки Ася Львовна Габышева сформулировала словами: «Она художница из народа и художник народный».
Выставка «Эволюция пространства и времени» экспонируется сейчас в выставочном зале НХМ РС(Я) на Кирова, 12, и разговор, о котором сейчас речь, велся там.
«Ни на одного художника народ так не откликался», – говорит Ася Львовна, имея в виду еще и конкурс стихотворений и импровизаций, вдохновленный картинами Александры Бочкаревой-Иннокентьевой.
Когда творческая группа «Иэйии» объявила этот конкурс, на него за неделю откликнулись 64 человека из 16 улусов, отправив свои произведения.
– Я до этого на компьютере не печатала, – говорит художница. – Научилась, чтобы издать эти стихотворения, и с помощью моих друзей эта книга недавно вышла.
Еще картинами Сууралдьымы Куо вдохновляются мастерицы, создавая панно. К примеру, ее «Небесная всадница» имеет своего «двойника» из чешского бисера весом без малого восемь килограммов.
А ведь на заре своей жизни она мечтала о профессии архитектора. Поступила, впрочем, на физмат, но судьба имела на нее другие виды, и юная Шура за компанию с подругой пошла в художественное училище и… поняла, что хочет рисовать.
Но там ей на первых порах пришлось нелегко: «Смотрю на однокурсников – они после художественной школы все знают, а я такая старая и не знаю ничего», – вспоминает она.
И первую свою творческую работу – автопортрет – относит к тому же периоду.
– Почему автопортрет? А кто согласится позировать, да еще в майские праздники! Вот и пришлось изучать свое отражение в зеркале, сидя в пустом общежитии, откуда все разъехались по домам. А когда я закончила работу и вышла на улицу, от запаха зелени у меня закружилась голова. Пока писала этот автопортрет – трава и выросла.
После училища поступила в Дальневосточный государственный институт искусств.
– Художнику нужно образование. Семь лет он учится в детской художественной школе, четыре-пять – в художественном училище, пять-шесть лет – в вузе, потом аспирантура – и годам к тридцати заканчивает учебу. Но нужно еще очень много работать. А к тому времени все уже семейные, надо детей кормить…
– В Китае художников, подающих надежды, обеспечивают мастерскими, заказами. А когда везде начались «измы», они сделали все, чтобы сохранить академическую школу. Российских художников взяли на довольствие, селили в четырех-, пятизвездочных отелях, чтобы мы учили их академическому рисунку. Если бы не пандемия, до сих пор бы приглашали, – считает она.
Одна из картин Александры Самсоновны – «Ковчег. Земля Олонхо» – находится в Поднебесной. В оригинале это огромное полотно, больше двух метров как в длину, так и в высоту. Но и копия притягивает, как магнитом – может быть, ощущением счастья, разлитой вокруг благодати? Байкал и зарождающаяся близ него Лена, Аан Алахчын Хотун, благословляющая мать, склонившуюся над ребенком, одинокая сосна – для художницы символ вечности – неподалеку от общепризнанных символов вечности – египетских пирамид, над которыми брызжет водой из хобота белый мамонт.
– Считается, если белый слон брызгает водой – это к счастью. А у меня – мамонт. И осуохай, объединивший все народы мира. Эта картина – счастливая концовка того, что начато двумя другими картинами – «Немы ли рыбы?» и «День грядущий».
– «Немы ли рыбы?» я написала в 1990-е годы, когда осталась вдовой с ребенком на руках. Помню пустые полки в «Туймааде» – ничего нет, кроме манной крупы. Вышла на улицу, а там якут с протянутой рукой. И так это меня по сердцу резануло…
Потом всплыло в памяти, как я в студенческие годы оказалась на самом краю. Это было в бухте в Зарубино – красивейшем месте Приморья. Я далеко заплыла, и вдруг очень темно стало. Вода потемнела, небо потемнело. И все к берегу помчались – яхты, люди. Я – за ними. Волны захлестывают, а рядом рыбки плывут – окружили со всех сторон, переливаются, как ртуть, шелестят плавниками. Так в память это и врезалось: темное небо и серебристая волна, играющая разными оттенками…
Но как только я выбралась на берег, меня сзади ударило с такой силой! Это волна настигла – и ударила. И назад потянула. Вижу – подходит другая, вот-вот обрушится. Я побежала обратно, к морю, и там, где вода дошла до бедер, нырнула – и на этот раз ударило несильно. А когда я выбралась на берег, он весь был усеян морскими обитателями и рыбами, хватавшими ртами воздух.
Вот это я и вспомнила в тот день, когда, вернувшись из пустого магазина домой, стала к холсту. Но рыб целиком делать не стала – только головы. А почему с зубами? Потому что друг к другу – и к природе – такое отношение, что только «дай, дай, дай!»
Через два часа в каком-то тумане вижу, что заходит моя подруга и подает мне воду, которую я выпила залпом. А она говорит: «Как ты похудела!» – это за те два часа, что я писала картину. Когда тороплюсь, я двумя руками пишу…
– После «Рыб» я захотела написать «День грядущий» – светлую картину, на которой были бы семь чудес света. Мы ведь счастливые люди, живем на стыке веков, на стыке тысячелетий – такое редко бывает.
Начала работать – и почувствовала вибрацию земли и воды, огня. Почувствовала и передала это. А все остальное убрала. В центре были две башни – и их убрала. А потом настало 11 сентября 2001 года…
Однажды ко мне Потапов с Мунхаловым зашли, перед этой картиной сели и стали мрачнеть на глазах. Один говорит: «Вода заливает». Другой: «Огонь пожирает». А Суорун Омоллоон, приходя, говорил о ней: «Отверни к стене». А у меня мастерская маленькая, не развернешь ничего, и я ее просто закрывала, завешивала.
Когда работаю над картиной, я эскизов не делаю. Сразу начинаю. Еще и слова при этом «выходят», но я их не пишу.
А к «Свадьбе» я долго примеривалась, прикидывала, готова ли на такой марафон. Начала в училище. И когда «Якутских мастериц» писала, к «Свадьбе» готовилась. Старалась понять, как работать, чтобы краски сохранялись, не трескались, каким слоем их наносить. А они, краски, еще, бывает, не отвечают требованиям.
В Музее археологии работала, чтобы изучать одежду XVII века: в то время эти сведения иначе просто негде было добыть. Корову – и ту написать было не так-то просто. Это сейчас якутскую породу возрождают, а тогда во всех деревнях сплошь симменталки, холмогорки. А я помнила, что у моей бабушки другая корова была. И так во всем.
– Мы отошли от традиций, многого не знаем. Вот, например, почему перед женихом и невестой сэргэ низкое – чтобы злые духи не смотрели на молодых.
А почему в жилище перед ними два парня огонь так старательно в камельке раздувают? Потому что все – а особенно родня невесты – стоят и смотрят, какой дым из трубы пойдет. Если белый – останутся. Если же черный, или дыма вообще не будет – могут уехать, потому что это знак – не будет их дочери здесь счастья.
Две девушки у входа держат чэчир перекрещенным для того, чтобы невеста грудью развела его в разные стороны, символически разрывая узы, связывавшие ее с родительской семьей, потому что отныне она принадлежит роду мужа.
И обратите внимание на высокие шапки стоящих рядом мужчин – такие носили только в Ботурусском улусе. Под ними скрыты длинные волосы: без косы в то время ходила только беднота. Но в бою длинные волосы мешают, поэтому воины закручивали их на макушке, надевая сверху шапку.
…Мне охранник этого зала сказал: «Устал следить за твоей картиной. Бабушки приходят, чтобы скопировать орнамент на одежде, приносят кальку, начинают на холст давить».
А как мы «Свадьбу» транспортировали? Подруга однажды посмотрела на нее и спрашивает: «Как ты ее вынесешь? В дверь-то пройдет?» А я об этом и не думала. Ну вот, спустили кое-как, и все, кто мимо проходил – все за ней двинулись, даже те, кто вышел просто мусор вынести. Такой вот эскорт.
Над чем сейчас работаю? Есть у меня серии. На оймяконскую тему несколько работ – там я впервые побывала студенткой, оформляя сельсовет. Недавно снова съездила, отвезла туда свой триптих, посвященный меценату Кривошапкину. О Чурапчинском переселении пятую картину пишу. А еще есть задумка… Когда я впервые приехала в Сайылык Усть-Янского района, в первую же ночь нас накрыло северное сияние – как ураса. Столько лет прошло, а в голове держу. Хочу передать это.
This post was published on 30.07.2023 18:07
Наша республика заняла девятое место среди всех российских регионов и стала абсолютным лидером на Дальнем…
Транспортные компании выполнили более 28 рейсов по доставке гуманитарной помощи в зону спецоперации. Они перевезли…
Все больше учеников по всей стране готовятся в ЕГЭ и ОГЭ онлайн — число пользователей…
С января по май в республике было введено более 320 тысяч квадратных метров жилья. Эта…
На территории Нюрбинского района прошла масштабная добровольческая акция, целью которой стала помощь ветеранам Великой Отечественной…
Якутский кадровый центр провел во Дворце детского творчества имени Ф.И. Авдеевой ярмарку вакансий для подростков…