Александр Самсонов: Для тех, кто не вернулся из боя

Сегодня в гостях у «Якутии» Александр Самсонов — заслуженный артист России и народный артист Якутии, легендарный исполнитель и пропагандист песен военных лет. В народе его зовут просто — певец Победы, а знают — в каждом уголке республики.

Песня на площади

Его голос 9 Мая на столичной площади Победы стал таким же символом праздника, как и парад, и встречи ветеранов. В следующем году, на 75-летие Дня Победы ему исполнится 85 лет. За эти годы Александр Самсонов объехал с песнями военных лет каждый район республики, был в школах, деревнях, помнит каждого солдата той страшной войны. 34 улуса, 13 городов, и зрители — ветераны, вдовы, сыновья не пришедших с фронта воинов, совсем юные школьники…
О войне он начал петь в 1975 году по зову души, безвозмездно начал давать концерты для ветеранов Великой Отечественной. Многих это тогда удивляло. Зачем это ему — выпускнику Московской консерватории, первому якутскому баритону, исполнителю партии Евгения Онегина, красавцу, с которого скульпторы лепили натуру Василия Манчаары? «Это не модно»,— говорили ему представители творческой богемы.
А он пел на каждое 9 Мая в далёких деревнях, куда ездил, взяв отпуск, на свои деньги. Певец, которому нужно беречь свой голос, пел на улице и в снег, и в дождь, и в ветер.
—Это было нужно мне самому, — рассказывает Александр Парфеньевич.

Из рода Самсоновых

Маленький Саша увидел свет в с. Хаптагай Мегино-Кангаласского района в большой семье учителей, ставших в будущем легендой республиканского просвещения.
— Наш дед Никита Самсонов из Сунтарского села Кюкяй был богатым скотоводом, известным меценатом, строил школы, открывал церкви, жертвовал голодающим, имел три ордена за благотворительность и золотую медаль с лентой Святой Анны, — с гордостью рассказывает он о предке.
— После революции был раскулачен и должен был бы сгинуть в застенках сталинских лагерей, но в наслеге его любили, и каждый раз на сходах, куда приезжали товарищи в погонах и ставили вопрос о бывшем богатее Самсонове, вся беднота вставала за него горой. Ни один человек не поднял руку за то, чтобы его арестовали. А после, чтобы претензий к нему больше не появлялось, наслег принял его в колхоз «Большевик». Умер он на родине в преклонных годах. Но прежде дал сыновьям наказ разъехаться.

Не священник, но учитель!

Одного из сыновей – Парфения – Никита Самсонов ещё до революции отдал учиться в семинарию. Парфений был учеником прилежным, но, как оказалось, не особо набожным. В один прекрасный день его застали за поеданием чего-то вкусного во время церковного поста и с треском выгнали из семинарии.
Священнослужитель из отца не получился, а вот преподавателем он оказался, что называется, от Бога.
В семье об этом не говорили, но над отцом, как сыном богача, причём водившим знакомство со многими революционерами, начиная от Ойунского, тоже всю жизнь висел рок сталинских репрессий. Вместе с мамой, работавшей учительницей начальных классов, они объездили половину Якутии. Не от хорошей жизни. Работали они в школах года по два, а когда ими начинали интересоваться органы, их предупреждали друзья, одним из них, кстати, был Семён Сюльский, ставший впоследствии министром просвещения ЯАССР. И семья переезжала в другой район, в другую деревенскую школу.
Но отца ценили, в середине 30-х он в числе троих делегатов был приглашен на образовательные курсы в Москву, которые вела Надежда Крупская.

Спасибо за брата

Когда пришла война, Саше было шесть лет. Двое его старших братьев ушли на фронт. Николай — добровольцем со студенческой скамьи, он пропал без вести в 1942 году под Новороссийском. А Владимир ушел на фронт позже, уже будучи командиром, перед войной он как раз поступил в военное училище в Иркутске. Весь израненный, был комиссован в 1944 году в звании капитана.
— Помню, нас привозили школьниками на тулагинские поля, — рассказывает Александр Парфеньевич, — и мы там раскапывали норы сусликов. Каждый суслик уничтожает 16 кг зерна — это хлеб, который мог бы пойти солдатам на фронт, объясняли нам учителя. И суслики тогда для нас были прямо как фашисты, — смеётся наш герой.
— Когда пришёл брат, я долгое время ходил за ним, как хвостик. У него был ремень, пробитый осколком. А железо из него выходило всю жизнь… Мне как-то довелось говорить с Тарасом Десяткиным, он увидел меня, узнал, обнял и говорит: «Я помню твоего брата, он был нашим учителем-физруком, (после он уйдёт в науку) и заставлял ползать по-пластунски. Скажи мне, что тебе надо, дай мне хоть как-то отблагодарить судьбу за встречу с таким светлым человеком» И ведь помог выпустить пластинку!

С любовью из Москвы

— Всегда мечтал петь, но пришёл к песне довольно поздно, сначала окончил филологический факультет Якутского госуниверситета. Вот там на втором курсе встретил любовь всей жизни Галину. Она училась на историческом, коренная москвичка, волею случая оказавшаяся в Якутске.
Галина Ивановна смеётся и говорит:
— Я давно уже якутянка, да и той Москвы, которую я знала, давно уже нет. Все тогда о нём говорили, — вспоминает она — а он меня приметил, хотя у них в группе на сто человек девушек было всего трое парней. А познакомились мы 6 ноября на студенческом вечере. Так и поженились.
В Москву, когда Александр поступил на вокальный факультет Московской государственной консерватории имени П. Чайковского, я уже не поехала, решила остаться с сыном в Якутске, уже работала в школе, решила, что так будет лучше. Хотя, конечно, рисковала, если сейчас подумать… Александр-то всегда был парнем видным.
А ведь до этого я еще и в армию его сразу после университета провожала. Вот такая у нас любовь.
Евгений Онегин и Василий Манчаары
— После учёбы я был первым баритоном из наших местных певцов, — продолжает беседу Александр Парфеньевич, — лет десять, наверное, пока не пришли новые выпускники. Первым моим образом как солиста оперы стал Евгений Онегин, пропел его, наверное, 30 лет, а вот Манчаары я пел в пяти или шести разных постановках на якутском языке.
А вообще в оперном репертуаре были баритональные партии: Лоокут, Кюннэсэй («Лоокут и Нюргусун» Г. Григоряна), Араллаан («Неугасимое пламя» Н. Берестова), Елецкий («Пиковая дама» П. Чайковского), Сильвио («Паяцы» Р. Леонкавалло), Шарплесс («Чио-Чио-Сан» Дж. Пуччини) и многие другие.
В театр тогда ходили поголовно, как сейчас в кино, артистов на улице знали в лицо. Работали много, но мне хотелось чего-то нового, как артист я был всеядным, пел и песни малых народностей, где-то просили меня исполнить фронтовые песни, и, когда я пел их, то видел, как у слушающих наворачиваются на глаза слёзы.

Поколение войны

— Тогда поколение фронтовиков было огромным. Руководитель страны Леонид Брежнев, прошедший войну, ещё выглядел молодо. И раны той войны не зарубцевались ни у фронтовиков, ни у вдов, ни у детей.
И я начал понимать, что опера — это прекрасно, но нашим людям не хватает именно песен того огненного прошлого, те песни были как лекарство, и я начал петь для них. Потому что всё в этих песнях — и боль, и горечь, и радость — было лично близко для меня.
С этого всё и началось. Первый свой сольный концерт песен, посвященный Великой Отечественной войне, я дал в 1975 году к 30-летию Победы, дай Бог дожить и спеть на 75-летие Великой Победы.
А вот всего себя я посвятил фронтовым песням уже после выхода на пенсию. Если до этого в основном ездил по районам, Домам культуры, школам, то в 1993 году меня пригласили выступить на площади Победы. С тех пор я пою там каждую весну.

Песни и фото

— Песни военных лет… Они разные, есть тревожные, боевые, с жёстким ритмом, вдохновляющие, я бы сказал, на бой, я спел их много, может быть, и все, и могу сказать уверенно, что самые любимые из них для воинов, — говорит Самсонов, – лиричные, где нет войны…
— Он счастливый человек, встречается с ветеранами, поёт для них, разговаривает по душам, — нежно глядя на Александра Парфеньевича, говорит Галина Ивановна.
— Не только, — дополняет Самсонов, — был во всех районах и фотографировал. Если в 2000 году в Якутии было около 2 тысяч фронтовиков, то сейчас чуть более 80. Во всём Якутске осталось всего двое из тех, кто воевал на Западном фронте. И не так много тех, кто прошёл войну с Японией. На столе у него около десяти огромных альбомов с фотографиями встреч, записями (они, кстати, переданы в «Сахамедиа», а сейчас идёт работа по оцифровке собранного наследия о ветеранах Якутии).

Я жил и пел не зря

— Встречи были разные. Помню, — говорит певец, — в Алдане жил Александр Филь, защитник Брестской крепости. Он был одним из последних, кто защищал её центральную цитадель и все это время находился рядом с руководителями обороны — полковым комиссаром Фоминым и капитаном Зубачевым. 22 июня началась война, а 28-го, его, раненого и контуженного, забирают в плен.
Освободили его только в 1945 году из концлагеря в Норвегии. Освободили и объявили предателем. И отправили в якутские лагеря… Реабилитировал его имя писатель Сергей Смирнов, который работал над историей Брестской крепости.
Оказалось, что все из оставшихся живыми свидетелей указывали на Александра Филя как на одного из последних защитников центральной цитадели.
Я приезжал встречаться с ветеранами, а Александра Филя нет ни на одной встрече. Начал просить ребят, искать его, мы встретились, поговорили по душам, я спел. А потом спросил, почему он не ходит на встречи, а он ответил, что как-то на такой встрече встал мальчик и сказал – а вот мой папа говорит, что вы предатель… И после этого фронтовик перестал ходить. Представьте себе, человек из тех, о ком героические фильмы снимают, не может, не хочет ходить на встречи ветеранов!
Я надеюсь, мои песни хоть немного облегчили этот тяжёлый груз на сердце фронтовика. И если это так — то хотя бы ради этого одного я жил и пел не зря.