Александр Емельянов — о том, как заменил Хворостовского, как его «перепутали» со знаменитым баритоном и пении верхом на цирковом коне

27 и 28 марта в Театре оперы и балета пройдёт долгожданная премьера оперы «Кармен». Заслуженный артист РС(Я), лауреат международных и всероссийских конкурсов Александр Емельянов исполнит 27 марта в первом составе партию Эскамильо. Сегодня он – наш гость.

«Хочу в школу»

– Музыкальные способности передались мне по отцовской линии.

Его родители – мой дед Георгий Иннокентьевич Емельянов и бабушка Дарья Петровна Колпашникова – были людьми удивительной судьбы.

Дед родился в 1913 году в Мархинском (ныне Нюрбинский) улусе в семье, где из 14 детей выжили трое, да и то старший брат Федот, один из первых трактористов Нюрбы, умер от туберкулёза в совсем молодом возрасте.

А дедушка в девять лет стал ямщиком. Об учебе мог только мечтать – школа в двадцати километрах, и работать надо.

Но однажды соседские мальчишки решили над ним подшутить – у озера, возле чьей-то лодки, спросили: «Что такое «ты»?» Он насторожился: лодка по-якутски «тыы», но какой дурак будет задавать такой вопрос на берегу? Значит, дураком считают его самого! Быть бы драке, но шутники честно признались, что просто хотели уесть его знанием русского языка.

Примчавшись домой, дед объявил отцу с матерью: если они не отдадут его в школу, он сбежит туда сам, но по-русски говорить научится. Что им было делать? Отпустили, тем более что незадолго до этого в семи километрах от них открылась Чаппандинская начальная школа.

Деду тогда исполнилось 13 лет. Уже через полгода учитель Николай Иннокентьевич Чусовской оставлял его вместо себя, если надо было куда-нибудь отлучиться.

На второй год обучения прибыл другой учитель, Савва Иванович Попов – бывший священник, который мало того, что расстригся, так ещё и вступил в партию. Такие были времена.

После двух лет обучения дед в каникулы уже подрабатывал секретарем Омолдонского наслежного совета.

«Не сегодня-завтра война»

– После он продолжил учебу в Кочайской школе колхозной молодёжи, где в шестом классе исполнял обязанности завхоза интерната, а между тем у ШКМ были слесарная, кузнечная, столярная, шорная мастерские, 15 га пахотных земель и покосов, несколько коров, 10 лошадей, 20 овец, свиньи, гуси – об этом он подробно написал в воспоминаниях. 25 интернатчиков содержались за счёт доходов от мастерских и сами же работали в своём обширном хозяйстве.

Потом был Вилюйский педтехникум, где он играл в оркестре первого якутского профессионального композитора Марка Николаевича Жиркова.

Не знаю, тогда ли вошла в его жизнь музыка или это случилось раньше, но позже, уходя на фронт, он взял с собой свою мандолину.

Но это я забежал вперёд. Незадолго до войны он успел отучиться на годичных курсах учителей при Ленинградском пединституте имени Герцена. Одновременно преподавал в Институте народов Севера.

И каждый вечер ходил в театры, в том числе Малый оперный и Театр оперы и балета имени Кирова, бывший Мариинский. А через семь десятилетий я, его внук, буду учиться в Академии молодых певцов Мариинки…

Между прочим, его хотели оставить в аспирантуре Института народов Севера – декан факультета северных языков Алелеков говорил с ним об этом. Потом предложили место в школе села Раута на Карельском перешейке – пограничной, бывшей финской, территории, но друзья его отговорили: «Не сегодня-завтра война, нечего тебе туда соваться».

Затем возник третий вариант – Камчатка: за время учёбы и работе в Ленинграде он выучил нымыланский (так тогда назывался корякский) язык. Но дед убедил инспектора отдела национальных школ Наркомпроса распределить его в родную Якутию – там ведь тоже острая нехватка учителей русского языка!

Струнно-шумовой оркестр

– Вернувшись из Ленинграда, Георгий Иннокентьевич отправился учительствовать в Кобяй, предварительно разузнав (ему уже шёл 28-й год, и он решил – пора жениться), что туда поехали три выпускницы Якутского педучилища. Одной из них была моя будущая бабушка.

Если дед играл на мандолине или балалайке (он владел обоими инструментами) у Марка Жиркова, то бабушка, учась в Намской школе, тоже была участницей оркестра, а ещё пела в хоре (у нее было колоратурное сопрано). Однажды они даже выступали перед Платоном Ойунским.

В общем, мимо друг друга Георгий Иннокентьевич и Дарья Петровна пройти не могли и поженились – перед самой войной, в 1941-м.

Он сразу стал главой большой семьи: на попечении жены были четверо младших братьев и сестёр и старик-отец.

В армию Георгия Иннокентьевича призвали через год, летом 1942-го.

1941-1942 учебный год они с бабушкой проработали в Хатырыкской школе.

Дарья Петровна руководила хоровым кружком, а Георгий Иннокентьевич – струнно-шумовым оркестром, где, кроме трёх мандолин, одной скрипки и двух балалаек, были такие экзотические «инструменты», как поперечные пилы, бутыли с водой, гребёнки.

Выступали они не только у себя, но и в соседних колхозах, правда, соседний соседнему рознь: «Кысыл таласа» был в шести километрах, «Большевик» – в одиннадцати, имени Фрунзе – в пятнадцати, а «гастролировали» они везде пешком.

На смотре художественной самодеятельности в 1943 году Хатырыкская неполная средняя школа заняла 1-е место, но к тому времени дед уже воевал. Вместе с ним в июне 1942-го на фронт ушли директор, завуч, завхоз, пионервожатый и ещё один учитель. Директор Гаврил Спиридонович Матвеев и завуч Антон Григорьевич Никифоров погибли в 1943-м.

За советскую Родину

– Служба деда началась в 17-й отдельной лыжной бригаде, сформированной в Челябинске. О том, в каких условиях их готовили, говорит тот факт, что четыре человека на учениях замёрзли насмерть…

Дед не раз ходил по краю: в составе 13-й гвардейской бригады 4-го Сталинградского мотомехкорпуса 4-го Украинского фронта он форсировал реку Миус, где в боях за деревню Семёновку от их батальона осталось 63 человека. Его отправили в разведку, чтобы установить, «где свои, где кто, где связь». Задание они с напарником выполнили, но дед был тяжело ранен в руку осколком снаряда.

Два месяца в госпитале, потом бои за освобождение Крыма.

А учитель всегда остаётся учителем: в письмах домой он требовал, чтобы «ребята» (воспитывающиеся в их семье братья и сестры жены) писали ему, а Клава – непременно по-русски, и чтобы Даша никому не помогала.

Самому ему тоже пришлось взяться за учебники, когда 6-я гвардейская Сталинградская, Сивашская ордена Красного Знамени танковая бригада, последнее место его службы, была преобразована в танковое училище. Он закончил его, получив звание лейтенанта. А в 1946 году вышел приказ о демобилизации учителей, и Георгий Иннокентьевич вернулся на родину.

У них с бабушкой было шестеро детей. Старший, Валентин, закончил Московский институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина, Юрий и Петр — Рижский институт инженеров гражданской авиации, Светлана — историко-филологический факультет ЯГУ, мой отец — Талды-Курганский индустриально-педагогический техникум, а Валериан — Новосибирскую консерваторию и долгое время возглавлял Республиканскую детскую музыкальную школу. Валериан Георгиевич до сих пор — в этом году ему исполняется 80 лет — преподает по классу баяна в Якутском музыкальном колледже имени Марка Жиркова.

Дед умер, когда мне было семь лет. Сохранилась и фотография, где он с мандолиной (но не той, которую взял с собой в армию, та с войны не вернулась), а я сижу рядом. Родные ещё вспоминают, что я танцевал под его аккомпанемент.

Без языков – никуда

– Дедушка с бабушкой всю жизнь руководили музыкальными кружками, однако что касается меня, школьная самодеятельность прошла мимо – я был слишком стеснительным, хотя музыку любил – пластинку «Битлз» на купленной отцом радиоле заслушал до дыр и не пропустил ни одного концерта Виталия Андросова, который приезжал с гастролями в Графский Берег, где мы жили.

А так детство у меня было обычное: летом – сенокос, где братья научили меня ездить верхом, что потом неожиданно пригодилось во взрослой жизни.

В школе любил французский язык – спасибо учительнице Валентине Михайловне Васильевой (после нашей Затонской школы она преподавала в Хамагаттинской саха-французской школе). Благодаря этому в 1989 году побывал на Всесоюзном слете кидовцев (помните, тогда были КИДы – клубы интернациональной дружбы), где мы встречались с ветеранами авиаэскадрильи «Нормандия-Неман».

Французы – народ темпераментный, особенно если вспоминают о фронтовом братстве, поэтому говорили они бегло, но суть нам была понятна. Наших лётчиков они очень уважали.

Знание языков в современном мире важно, если же говорить об оперных певцах, то нам без знания иностранного – никуда. Когда знаешь хотя бы один язык, это помогает петь и на других тоже.

В 2010 году я участвовал в конкурсе оперных певцов в Ферраре (Италия), и там говорили: «Закрываем глаза – и будто Пьеро Каппуччилли слышим!» Это великий певец, один из лучших баритонов второй половины ХХ века. После победы на этом конкурсе я пел Риголетто в театрах Феррары и Порротто.

Так что мой совет будущим певцам – налегайте на иностранные языки, а владение английским открывает двери всех театров мира.

Как Емельянов заменил Хворостовского

– Мой путь на оперную сцену начался в Якутском техническом колледже строительного профиля (сейчас – ЯГИТИ), где был вокальный кружок. Мы даже на эстраде выступали. Его руководительница Ольга Лазаревна Тартакынова и сказала мне: «У тебя баритон, надо учиться дальше». И я поступил в Якутское музыкальное училище, в класс Валентины Ивановны Колодезниковой.

Считая, что будущим певцам нужно выступать как можно чаще, Валентина Ивановна возила нас с концертами по больницам, в Дом престарелых, и там я окончательно справился со своей стеснительностью.

Потом была учеба в АГИКИ, а на пятом курсе я прошёл прослушивание в Академию молодых певцов Мариинского театра.

Учась там, заменил однажды на концерте Дмитрия Хворостовского.

Было это после того, как в 2004 году в Курске я стал лауреатом IV степени конкурса имени Георгия Свиридова – студент, состязался там с профессионалами, а в жюри – Ирина Архипова, Владислав Пьявко, Александр Ведерников. И вот после этого звонит мне директор Фонда Свиридова Леонид Марченко: «Саша, Дима отказался, выручай! Бери билет на первый же самолёт…» Говорю: «Я в Петербурге». Он обрадовался: «Ещё лучше!»

Приехал, спел, по причине юношеского максимализма не придавая этому никакого значения, как будто так и надо.

В 2006 году во Владикавказе на конкурсе имени Павла Лисициана стал лауреатом II степени. Председатель жюри Владимир Атлантов тогда сказал мне: «Хорошо кроешь верха».

Дипломной моей работой стала партия Грязно́го в «Царской невесте». Эту партию я потом пел на прослушивании в Центре оперного пения Галины Вишневской. Галина Павловна сама прослушивала. Никогда не забуду ее «браво!»

Учась там, увидел в переходе метро объявление о прослушивании в Московский академический музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.

Пошёл. Спел арию Грязно́го. Они: «Ещё!». Выдаю итальянские арии и слышу: «Ещё, ещё!» На выносливость проверяли. Потом заключили контракт, и в 2007-2008 году я был там ведущим солистом, пел Жермона в «Травиате» и Томского в «Пиковой даме».

«Голос мужает со временем»

– В 2007 году я стал дипломантом ХХ Собиновского музыкального фестиваля – «конкурса конкурсов», где состязаются исключительно победители других конкурсов, и после него меня пригласили в музыкальный театр Ростова-на-Дону. Там я пел Князя Игоря, Риголетто, Жермона и Эскамильо в «Кармен».

Партию Эскамильо, надо сказать, я исполнял в самом начале своего творческого пути. Но постановка на сцене Ростовского музыкального театра была, без преувеличения, грандиозная – даже животных задействовали: осёл в сцене с контрабандистами, лошади… Собственно, в старину везде так было, но сейчас это уже подзабыто.

В роли Эскамильо я выезжал верхом. Помните, говорил, что пригодилось то, чему братья в детстве на сенокосе научили?
Конь был молодой, Нептуном звали. И хотя все наши четвероногие партнёры были привычными к выступлениям (цирковые, вроде), Нептуну не нравился оркестр, особенно его нервировали тарелки. Пришлось успокаивать, гладить шею: «Всё нормально, всё хорошо». А лошади передается настроение всадника. Три спектакля отыграли безо всяких эксцессов.

И вот – новая встреча с Эскамильо, чему я очень рад: голос «мужает» со временем, становясь мощным, звучным, «мясистым».

И постановка интересная – «театр в театре», то есть на этот раз наши герои – актёры, играющие Кармен, Хозе, Эскамильо…

Минимум декораций, так что спектакль будет мобильный, удобный для того, чтобы ехать с ним за пределы республики.

Костюмы интересные: у тореадора Эскамильо – тюркский орнамент на костюме.

Ждём зрителей на премьере!

А после неё приступаем к репетициям оперы Карла Орфа «Луна» по одноимённой сказке братьев Гримм.

Петь для нас так же необходимо, как дышать.

Фото предоставлено героем материала.