Актер Дмитрий Трофимов: тысяча и одна жизнь

Русский драмтеатр им. А.Пушкина 4 марта представил премьерный спектакль «Академия смеха». В основу легла пьеса японского драматурга и режиссера Коки Митани, которая покажет поединок двух умов и характеров. «Якутия» поговорила с одним из исполнителей главной роли, заслуженным артистом РС(Я) Дмитрием Трофимовым об его умелом перевоплощении в героя и, конечно, о сути нового спектакля.

Служение искусству

– Дмитрий Иванович, в прошлом году Русский драмтеатр отметил свой юбилей. Каково вам играть в стенах одного из старейших театров республики?

– Можно сказать, что я плоть от плоти и кровь от крови этого театра. Произошло взаимопроникновение меня в этот старейший театр и театра, скажем так, в меня. Чувствую огромную ответственность за поступки и слова. Потому что важно не уронить честь театра. Как сказал Станиславский, за порогом театра он не заканчивается. Всем своим поведением и бытием мы показываем пример высокого служения искусству.

– В недавнем интервью вы сказали, что каждая роль — это прожитая судьба. Объясните, как это для вас работает?

– Совершенно верно! В самом начале своего театрального пути я никак не мог для себя это сформулировать. Только на уровне эмоций: вон там театр, запах кулис и сцена. А потом я для себя осознал, что быть актером – это возможность прожить сотни человеческих жизней за одну.
Допустим, я хотел стать моряком и – раз! – играю моряка. Или у меня была мечта стать летчиком. Вдруг я перевоплощаюсь в этот образ. Когда готовишь новую роль, читаешь много вспомогательного материала, который связан с профессией, и невольно во все это окунаешься – фантастическое чувство.

Линия судьбы

– Что ждать зрителям в новом спектакле?

– Каждый может увидеть что-то свое. Несмотря на то, что пьеса про конкретные взаимоотношения цензора и драматурга. Коки Митани такую интересную мысль заложил, которую можно применить к чему угодно и как угодно развернуть. Если я продолжу, то уже будут спойлеры.

– Если не секрет, то вы цензор или драматург?

– Я цензор. Здесь нет плохих персонажей. Хотя вначале может показаться наоборот. В этом и есть универсальность пьесы – инь-ян, черное и белое. Как я сказал выше, происходит взаимопроникновение.
Коки Митани – интересный японский драматург, который сильно любит нашу русскую классическую литературу. Его пьеса ориентирована на западного зрителя. Там японского очень мало, не считая места действия.

– Как вы нашли своего героя?

– Видите, персонаж во многом перекликается со мной. И в предлагаемых обстоятельствах я чувствую себя достаточно комфортно. Мой герой – отставной службист, а я до поступления в школу-студию МХАТ пять лет был в системе правоохранительных органов. В пьесе много таких линий пересечения, я даже сам читаю и удивляюсь.

Школа жизни

– Расскажите, какие события из жизни сформировали вас как личность?

– Думаю, это мое поступление в педагогическое училище на физкультурное отделение. Хотя я там проучился всего ничего, один курс. В этот поворотный момент я вырвался из одной среды обитания и попал в совершенно другую атмосферу. Мои гуманистические идеалы вышли на поверхность, и я пошел по этой линии. Учеба в Саратовской высшей школе милиции укрепила фундамент моей личности, которая есть сейчас.
И, конечно, родная школа-студия МХАТ — это мощная институция. Выйти из нее в том состоянии, в котором ты пришел, просто невозможно. Она кардинально меняет человека. Либо ты не проходишь этот путь от студента до артиста, либо ты проходишь и меняешься. Я считаю, что актерскому ремеслу можно научить многих, но пойти дальше к искусству – дано не каждому.

– В чем задача искусства?

– Искусство должно смягчать человеческие сердца. Стараться делать человека лучше. Мы берем на себя такую ответственность, что при помощи великой драматургии и своих психофизических возможностей доносим до зрителя модель поведения. Я хочу, чтобы души человеческие возносились, испытывали катарсис. Чтобы после театральных актов у людей была потребность обнять своих близких. Я верю в это высокое назначение.

Все мы родом из детства

– Как вы считаете, вы перенесли во взрослую жизнь свои детские и юношеские качества или они остались далеко в прошлом?

– Конечно, остались. Я недавно читал текст детского психолога. И там он сказал, что уже в песочнице можно определить, кто кем станет. Все мы родом из детства. Артисты переносят на сцену то, что когда-то пережили сами. Мы такие душевные эксгибиционисты.

– Его изречение немного похоже на фатализм …

– Согласен с вами. Считаю, что люди могут меняться и развиваться. Грубо скажу, но среднестатистический человек к глобальным изменениям не готов, а все равно какая-то часть его личности способна меняться под воздействием сильных потрясений.
На меня очень сильно повлияла литература. Называйте меня библиофилом. Я научился бегло читать в четыре года, к удивлению мамы и папы. Они даже не знают, как я приобрел этот навык. Я читал все подряд, даже не понимая сути, но мне было важно это делать. Книги меня поменяли. В наше время не было компьютеров, а телевизор был не в каждой семье.

– Сейчас вы что читаете?

– Произведения Станислава Лема, Чехова. Хочу купить коллекционный сборник Шекспира. Я стараюсь по-новому взглянуть на ранее перечитанный материал. Чехов и Лем – абсолютно противоположные авторы. Первый мне особенно интересен. Каждый рассказ Антона Павловича – это маленький бриллиантик. Каждое его произведение можно экранизировать через призму современного человека.

Мой герой – часть меня

– На что опереться, чтобы оставить за порогом дома своего героя?

– Бывают такие сильные режиссеры и такой драматургический материал. Ты погружаешься так глубоко, что начинаешь почти болеть своей ролью. И в следующем спектакле можешь ощущать присутствие предыдущего персонажа. Трещины, которые ранее не были открыты, начинают доминировать. Надо уметь абстрагироваться. Бывает, у актера случилась значимая роль, и он всю жизнь не может от нее отделаться и страдает.

– А вы страдаете?

– Однажды была такая роль в спектакле «Лавина», когда я ощутил легкое присутствие сумасшествия. В процессе репетиций я понимал, что уже неадекватно. Поэтому остановил себя и убрал персонажа.

Проверка на вшивость

– Кстати, у вас довольно объёмный сценарий…

– 74 страницы на двух человек. Там текста хватит на три главные роли. Например, в сценарии спектакля «Голодранцы и аристократы» примерно такое же количество страниц. Только там десять человек участвует, и процентов максимум 30 текста – у главных персонажей. Здесь у нас 100% на двоих. И мы никуда не уходим со сцены. Это мой первый опыт подобного плана. Увидим, что из этого получится.

– А вам не страшно?

– Мне было страшно, когда я впервые вышел на съёмочную площадку, где работали звезды кино. Очень боялся подвести. Там надо все схватывать на ходу. Одно неловкое действие – и могут цокнуть и никуда не пригласить.
Предпремьерное волнение есть. Задаешься вопросами: «А как зритель воспримет? Реализуем ли мы все задумки режиссера?». Объем огромный. Здесь закрыться нам практически нечем: ни декорациями, ни музыкой, ни светом. Проверка на вшивость: вытерпят ли нас два часа на сцене, посмотрим.