Афганистан: якутянин из первой «сотни»

Советник КГБ СССР Калистрат Кириллин – один из тех, кто прошел через Афганистан. «Судьба моя была предопределена ещё в детстве», – считает он. С ним беседовала корреспондент газеты «Якутия».

Имя погибшего друга

– Отец-фронтовик дал мне имя своего погибшего друга. Сам он выжил чудом – один из всего миномётного расчета. А второе чудо произошло, когда автоколонна, вывозившая раненых, из-за нехватки горючего вынуждена была остановиться, став, по сути, мишенью для немецких самолётов, и водители, нацедив из пустых бензобаков последние капли, заправили драгоценным топливом единственную машину, погрузили в нее самых тяжелых, среди них – моего отца, и она, петляя, как заяц, по разбитым дорогам, добралась-таки до госпиталя. Успела.

Было это под Орлом. Но мне, мальчишке, отец никогда о войне не рассказывал. Как-то я углядел у него в бане шрам на бедре, а он сказал, что это его кирпичом задело. И только незадолго до смерти заговорил – скупо, как бы и не очень охотно – так я узнал, например, что воевал он с писателем Тимофеем Сметаниным – в одном 284-м полку.

Ещё он рассказал, что в армию его забрали прямо с покоса, не дав даже проститься с матерью. Старик-отец напек ему, как умел, оладий, дал в дорогу туесок со всем маслом, что у них было, а он этот туес зарыл в лесу около какой-то железнодорожной станции: «Вернусь – откопаю». Был уверен, что война скоро кончится.

А в минометчики попал, потому что был парнем крепким, и, что немаловажно, по-русски знал, плюс семь классов образования – до войны (да и после нее тоже) это приличный уровень.

У мамы-то, к примеру, четыре класса было. Но у нее – другие таланты. До 1944 года она в хоре Якутского музыкально-драматического театра пела, но заболела туберкулёзом и была вынуждена вернуться в родной Сунтар. К счастью, болезнь отступила, и она дальше шла с песней по жизни – на все ысыахи ее петь приглашали, без нее ысыах не ысыах.

А отцу медведь на ухо наступил. Но жили они душа в душу. Только недолго – в 51 год он умер.

Пуговицы с отцовской гимнастерки

– Отец не видел, как я надел форму. Но когда мне было года три, мама сшила для меня китель – он и сейчас у меня есть, а так как пуговиц в то время было днём с огнём не найти, пришила к нему солдатские пуговицы с отцовской гимнастерки. Вот почему я говорю, что судьба моя была предопределена ещё в детстве.

А в КГБ я пришел с улицы – без всяких рекомендаций. Явился в приемную и сказал, что хочу стать сотрудником госбезопасности.

В большинстве случаев такие несанкционированные «заходы» кончаются ничем, но в моем случае это сработало. Говорю же – судьба.

Правда, преподаватель мой с БГФ – я тогда биолого-географический факультет заканчивал – океанолог Семён Егорович Мостахов расстроился: «Я в аспирантуре тебя оставить хотел».

В 1971-м поступил на Высшие курсы КГБ в Минске, в 1975-м – в Краснознаменный институт Первого Главного управления (ПГУ) КГБ СССР, ныне это Академия службы внешней разведки.

Там я был единственным якутом. Помню, как все удивлялись, когда я рассказывал о нашей жизни. «Привозим, – говорю, – лёд с реки или озера и во дворе, как дрова, складываем». «А зачем? – спрашивают меня. – Водопровода, что ли, нет?»

Кстати, этим незнанием, честно признаюсь, я иногда пользовался: к примеру, в Минске перед отправкой в отпуск расписывал начальству, как добираюсь до дома – сначала на самолёте и на машине, потом на оленях и собаках. Начальство, впечатлившись этой эпопеей, выписывало десятидневный отпуск.

Но шутки шутками, а подготовка у нас была серьезная. В институте я изучал в том числе китайский язык, хотя мечтал о японском. Этот-то китайский язык и привел меня в итоге в Афганистан.

Афганистан граничит с Китаем, и, по нашим разведданным, там были не только американские, но и китайские советники.

Так я оказался в числе первых ста офицеров КГБ, которых отправили по афганским провинциям в 1980-м. Нас называли «сотней».

Командировка в жаркую страну

– Главным событием 1980 года для страны была Олимпиада. Я тоже к ней готовился – копил деньги на телевизор, чтобы увидеть соревнования на цветном экране, и ни сном ни духом не предполагал, что буду в эти дни в Москве, но не то что состязаний, а и города не увижу.

В июле вызвал меня председатель КГБ ЯАССР генерал-майор Валентин Архипович Гусев – он потом, в 1989-м, получил орден Красной Звезды за спасение в Орджоникидзе (ныне Владикавказ) захваченных террористами школьников. Вызвал и сказал, что надо готовиться к командировке в жаркую страну.

А жена – она у меня вилюйская была – как раз с детьми на родину уехала. Билет на самолет летом в те годы достать было нереально, но один звонок Гусева – и я лечу к ней, чтобы попрощаться. Не только она, но и родня ее это поняла – не случайно ее старший брат во время нашего разговора рядом стоял.

Я тогда сказал: «Если не вернусь – выходи замуж, одна не оставайся».

Через два дня был уже в Москве. Готовить нас начали сразу: занятия шли в секретном бункере ПГУ – жарком, душном, над головой столица гудит, а мы там потом обливаемся. Преподаватели заходят, одетые по всей форме – в пиджаках, при галстуках, а под конец чуть не в майках остаются. Мы же гадаем, чего это нас так маринуют: может, в Анголу направить хотят? Или на Кубу? Но были и более догадливые – они с самого начала говорили: Афганистан.

До 1979 года у нас с афганцами были идеальные отношения, ведь Советский Союз был первой страной, признавшей Афганистан.

Пока не началась война, наших там на руках носили – в прямом смысле слова.

Мне товарищ рассказывал: сломалась у него на горной дороге машина, так местные ее до кишлака сами дотолкали, а там натащили ему столько фруктов, что под ними капота не видно. Потом-то все повернулось на 180 градусов.

Хафизулла Амин, на которого мы надеялись, взял курс на сближение с США, а этого никак нельзя было допустить: Афганистан – подбрюшье СССР. Но изначально предполагалось, что мы по городам в гарнизонах будем стоять. А получилось то, что получилось. Хотя это закономерно: висящее на стене ружье выстрелит. Непременно.

Война – образ жизни

– Наше – мое и моих товарищей – пребывание в Афганистане началось с конфуза. По случаю жары мы скинули всю одежду, кроме плавок. Вокруг-то никого. Только в доме напротив занавески на окне слегка приоткрылись. Ну, приоткрылись и приоткрылись, мы и внимания особого не обратили. А ближе к вечеру оттуда вдруг понеслись на всю округу женские крики и рыдания. Оказалось, в эту щёлочку за нами подсматривали жены соседа, а когда их супруг и повелитель вернулся, кто-то из слуг донес, чем благоверные были заняты в его отсутствие. После этого скандала в благородном семействе воздушные ванны, разумеется, оказались под запретом.

В нашу задачу входили организация органов госбезопасности (ХАД), а также участие в спецоперациях.

В самом начале эффекта от них было мало: привлекались все силы соседней дивизии и афганские подразделения, в результате вся округа знала заранее, кто, куда, зачем и почему.

Потом-то тактику изменили: силами мелких отрядов стали наносить точечные удары в обстановке строжайшей секретности. Эффект сразу стал налицо: находили склады с оружием, захватывали лидеров бандформирований. Их определить нетрудно – они ото всех отличаются. Чем? Образованием. Оно у них в прямом смысле слова на лбу написано, а Кабульский университет или заграничный – не суть важно.

Народ же в массе своей неграмотный, нищий. Для большинства предел мечтаний – крыша над головой, кусок лепешки и халат потеплее. Там ведь холодно. Днём жара, а ночью зуб на зуб не попадает. В Файзабаде и насмерть замёрзнуть недолго. Наши армейцы, бывало, руки-ноги отмораживали.

Воевать в таких условиях – не всякий выдержит. Но для пуштунов, самого многочисленного народа этой страны, война – не беда, а образ жизни. Взял у них мальчишка в руки оружие – все, он уже не ребенок, а воин, и без разницы, сколько ему лет.

Умение воевать у этих людей в крови. Из бура – английской винтовки времён англо-бурской войны 1899-1902 годов – через люк бронетранспортера на ходу застрелит.

Я ещё удивлялся, как они в своих халатах по горам бегают – полы-то, по идее, мешать должны. Но нет, не мешают.

А мы, советники, там в гражданском ходили, на операциях – в военной форме без знаков различия. Не только ведь мы на иностранных советников охотились – точно так же они охотились на нас.

Солдатское счастье

– Меры предосторожности были соответствующие – дом, в котором мы жили, окружал трёхметровый дувал (глинобитный забор) с толстенными стенами – гранатомёт не возьмет, а по периметру его охраняло отделение 201-й мотострелковой дивизии. Службу ребята несли круглосуточно.

Помню, как они прибыли – откуда-то с гор: чумазые, оборванные.

– Когда будете готовы? – спросил их старший нашей группы.

– Через два часа, – отвечает сержант.

Старшой прикинул – маловато будет: «Шесть часов даю».

Через шесть часов их было не узнать – отмылись, постирались – на жаре обмундирование за 15 минут сохнет, но очистить его от намертво въевшейся грязи и копоти – та ещё задача.

Потом мы им добыли постельное белье, о котором они в горах уже забыли, а когда ездили на рынок за продуктами, обязательно закупались и на них. Из дивизии- то им привозили только сухой паек и консервы, а мы себе готовили сами.

Восточный базар – это песня. Надо быть поэтом, чтобы его описать. От обилия фруктов глаза разбегаются, из бегущего рядом арыка на них водой плещут, чтобы подольше вкус-аромат сохраняли, а баранина – только свежайшая, холодильников-то нет. Мясники нужные куски от туш ножами отхватывают виртуозно, будто в танце.

У мальчишек лет пяти-шести свой бизнес – сигареты поштучно продают. Продаст за пять афгани, четыре отдаст отцу, а один оставляет себе, это его процент, его заработок. И годам к 15-ти вырастет он в такого торговца, что никто от него с пустыми руками не уйдет – путей к отступлению они не оставляют. Платежеспособность клиента определяют с полувзгляда, полувздоха. Вот где настоящая культура обслуживания! И ведь не научишь такому. Этому только жизнь научить может.

А их праздники? Нам довелось побывать на Новрузе – встрече весны. Там целая толпа всадников билась за тушу барана. Азартом, кажется, сам воздух был заряжен.

Уже тогда, в начале командировки, я понял, что мы повторили ошибку американцев во Вьетнаме и завязли капитально.

Так что охранявшим нас ребятам повезло. Солдатское счастье – служить в хороших условиях и остаться живым, а они все живы-здоровы были, когда я оттуда уезжал.

На самолете Андропова

– Отъезд тоже был неожиданным.

Личный референт Андропова, в ту пору – председателя КГБ СССР, прибывший в Афганистан с проверкой, возвращаясь в Союз, захватил с собой нас. А мы только что с операции вернулись, и в чем стояли, в том и погрузились на борт.

В Якутск прилетел в середине декабря. Через Маган, как водится. А я из жаркой страны, одет соответственно. Попутчики, глядя на меня, собирались уже теплые вещи жертвовать, да жена с унтами и всем остальным встречать приехала.

Уезжая в Афганистан, я попросил Гусева улучшить семье жилищные условия. Он обещал – и сделал. Так что привезла она меня в новую квартиру.

На следующее утро я проснулся и не сразу понял, где я. Чужой дом, рядом – никого. Жена на работе, дети в садике. А я ещё от пережитого в Афганистане не отошёл.

Постепенно жизнь вернулась в прежнее русло. Подрастали дети, я служил.

Первый из якутов выпускник Краснознаменного института ПГУ КГБ СССР, первый из якутов советник КГБ.

Сейчас я на пенсии, но без дела не сижу – занялся историческими исследованиями. Мне помогает моя нынешняя супруга Людмила Петровна. И знаете что? Это тоже судьба. Мы ведь в одной школе учились, и как-то на праздничном вечере нам поручили станцевать танец принца и Золушки. Я порядком оттоптал ей ножки, но она говорит, что тогда в меня и влюбилась. В 13 лет.

А через пятьдесят лет мы снова встретились и больше уже не расставались. Людмила – мой крепкий тыл, моя пресс-служба. Иногда вожу ее с собой в архив. Однажды она нашла там дело своего расстрелянного в гражданскую войну деда, про которого почти ничего не знала, родня-то в советское время об этом молчала. А она просто обратила внимание на интересный материал. Хотя там неинтересных материалов нет, надо только уметь с ними работать.

Больше всего меня интересует история гражданской войны, да и афганцы, с которыми я имел дело, – по сути, те же красные и белые, братья, разведенные по разные стороны баррикад.

За несколько лет мы с женой объехали места тех давних боёв – Билиистээх, Хохочой, Техтюр, Сасыл-Сысыы. Они и сейчас хранят немало тайн, так что работы впереди у нас много.